собирался. Захватывающее зрелище с участием злющих драгун и короткое, красочное звёздное шоу, увиденное в неведомом перелёте, покрывали все унижения от болезненных тычков, незаслуженных тумаков и глубоко неаппетитного плевка беззубого поляка.
Апрель встал. Лёгкими шлепками стряхнул с себя пыль и удивился одежде, в которую был облачён. На нём ярко-красные кожаные сапоги. В сапоги заправлены широкого покроя штаны из плотной ткани, украшенные по шву разного рода завязками и пуговицами. И наконец, он нащупал расшитую узором рубаху, ворот которой был порядком надорван и держался лишь на «честном слове».
Всё говорило о том, что хозяин этих вещей не рядовой деревенский дядька, а какая-то модная и даже очень важная особа. Апрель мог бы заинтересоваться камзолом, валявшимся под ногами солдат. Разглядев его внимательней, он мог бы достать из нагрудного кармашка неожиданную подсказку, но безвестный пиджачок был нещадно разорван польскими бойцами и затоптан в дорожной пыли.
Красные сапоги, наимоднейшие штаны и расшитая вручную рубаха – это всё, что в данный момент принадлежало Апрелю.
Приведя себя в порядок, насколько это возможно, путешественник во времени прильнул к вратам и, подсматривая в дверные щели, наблюдал, как польские солдаты, что-то спешно перетаскивали к стенам амбара. Словно смышлёные муравьи, солдаты дружно волокли ветки деревьев и прочие деревяшки. Поляки смеялись и, не скрывая, радовались, вероятно, желая поглазеть, как горит заживо человек. Это ведь так смешно.
– Да они сжечь меня собираются! – хмыкнул Апрель.
От удивления и растерянности, парень принялся натирать ладонями щёки, как это он делал в детстве на холоде. Только сейчас на улице благоухало лето. Не было ни трескучего морозца, ни кристально чистого, хрустящего снега. Раздавшийся позади шум, прервал мысль гостя из будущего об абсурдности происходящего. Молодой человек оглянулся и эта мысль, как-то сама собой заиграла в его голове с новой силой.
Апрель увидел сидящего на пятой точке бурого взрослого медведя. На медведе ошейник, с крепившейся к нему металлической цепью. Пристёгнутая к мишкиному ошейнику цепь вторым концом была намотана на мощный деревянный столб, который поддерживал крышу в самом центре гигантского амбара. Апрель заметил не только мишку спокойно вылизывавшего свою лапу, но и наблюдал могучего русского мужика, развалившегося в стогу сена на противоположной стороне деревенской постройки. Громила, подвернув рукава крестьянской рубахи, вертел на одном пальцем конскую подковку и широко улыбаясь, поглядывал на взволнованного паренька.
– Ну, всё, я спятил! – подытожил в сердцах увиденное зрелище Апрель. – Может быть, мне объяснят, что, вообще, происходит здесь?
Старцев посмотрел на сидящего в стогу мужчину. Тот продолжал забавляться. Согнув подкову и превратив её в литой узел, он приступил к обратному процессу, возвращая привычную форму дугообразному предмету.
