не обращай внимания. Я в гостиной буду, переодевайся.
Прохожу наверх и с кайфом торчу в ванной почти час. Когда баня только по выходным, начинаешь немного иначе смотреть на совсем обыденные, на первый взгляд, вещи. После часового лежания в горячей воде принимаю душ и, завернув на бедрах полотенце, тащусь в комнату. Быстро впрыгнув в джинсы, которые, кстати, еле застегнулись, надеваю серую футболку. Хорошо, что тянется, ага.
Вниз спускаюсь уже при параде. Я очень соскучился по маме, но безумно хочу увидеть Геру. Да и у меня есть план. Моя Умка думает, что я приеду недели через две. Переписывается сегодня со мной весь день, и как раз сейчас едет на свои занятия по актерскому мастерству. Развлекает себя, одуванчик.
– Ты уходишь?
– Пока нет, часа через два поеду.
– Все бежишь, бежишь.
– Не обижайся.
– Да я все понимаю. К Герде?
Киваю, мама улыбается.
– А теперь, – усаживается на диван, кладя руки себе на колени, – все рассказывай. Как ты? Я так переживала, когда позвонила, а ты в лазарете этом оказался. Думала, с ума сойду.
– Все хорошо, обычная простуда…
– Не ври. Сейчас-то хоть не ври!
– Мам Марин, зачем мне врать? Ты все преувеличиваешь. Это обычная часть, где мы весь год мели плац, ничего страшного и криминального.
Ма все еще не верит. Вздыхает, словно упрекает во вранье, но потом меняется в лице. Расцветает. Улыбается. Я так рад ее видеть. Она самая лучшая.
– Что делать собираешься?
– Не знаю, недельку приду в себя, а потом доки буду в универ подавать, к Иванычу схожу. Надеюсь, он меня не пошлет, и по работе надо что-то думать. Учиться на очном теперь точно не варик.
– Какой ты стал… взрослый.
– Не реви, – обнимаю, – чего ты плачешь-то?
– До сих пор не верю, что больше не придется сидеть в ожидании твоих звонков.
– Мама…
– Ладно, не обращай внимания, беги, а то опоздаешь, – смотрит на часы, поглаживая мое плечо. – Я надеюсь, ночевать домой?
– Как получится, – целую в щеку.
– Богдан…
– С ребятами встретиться еще хотел. Все, мамулечек, я ушел.
Прихватив кожанку, выхожу во двор. Минут через сорок уже трусь у Гериной шараги. Останавливаюсь недалеко от крыльца, прикуриваю. Вокруг переизбыток мажоров на пиз*атых тачках. Неплохо.
Делаю очередную затяжку, слыша знакомый голосок.
Гера спускается по ступенькам с какой-то девахой и доходяжным пареньком. Тот скачет вокруг нее, как зомби. Хочу затушить сигарету, но одергиваю себя. Наблюдаю дальше.
Гера смеется, что-то шепча своей подруженции, а потом оборачивается в мою сторону. Вижу секундный ступор в ее глазах. Она сомневается. Думает, что я ее глюк. Ухмыляюсь, делая шаг в ее сторону.
Гольштейн поджимает губы, а потом вовсе накрывает их ладонями.
– Богдан, – орет как ненормальная, сбегая по лесенкам, – мой Богдан, – обхватывает шею, закидывая на меня ноги, скрещивая их за спиной, – почему? –
