тяготение, та же «тяжесть», без них невозможно. Вопрос в другом, достаточно ли этой «тяжести», можно ли прожить без «невыносимой лёгкости бытия»? Не чувствуем ли мы свою обделённость, свою ущербность, поскольку зачастую не хватает «лёгкости» и преобладает грубая «тяжесть»?
Так случилось, думал о «послесловии для азербайджанского читателя», об уязвимости наших мужчин, в которой они не признаются, хотелось с кем-то поделиться своими наблюдениями, и оказался с мужчиной в автомобиле.
Мужчина, коллега, друг, продвинутый и в мыслях, и в чувствах, надеюсь рано или поздно прочтёт и эти строки, и книгу в целом.
Случайность, не знаю, возможно, но эти случайности меня постоянно настигают, невольно поверишь, что повсюду действует чья-то невидимая рука.
Рассказал, предельно кратко, о своём послесловии, и, главное, об уязвимости мужчины. Может быть, показалось, принял желаемое за действительное, но мужчина вздрогнул, наверно подумал о своей «уязвимости», хотя ничего не сказал.
Вот тогда, оставшись один, я вновь подумал об этой «уязвимости», о том, что она существует во многих наших мужчинах, по крайней мере, в тех, которые ещё окончательно не умерли, хотя продолжают есть, пить, двигаться, дышать. Это не недостаток, не слабость, почти норма эпохи после Больших войн, после которых, спрос на Сильного Мужчину, способного решать за женщину, закончился. Но наши мужчины об этом не подозревают или притворяются, что не знают.
И ещё я подумал, Боже, прости наших женщин, прошлые времена стучат им в висок, а они по-прежнему ищут надёжного, «тяжёлого», с которым как за каменной стеной, не понимая, что за этой «каменной стеной»,
…мне ещё придётся писать об азербайджанской повести «Камень»[220] и о нашей зловещей «каменной стене»…
они выхолостятся, затоскуют, впадут в депрессию. Они, пока не понимают, что лучше «уязвимые», с ними труднее, порой придётся им помогать, поддерживать, но может быть, только с ними они почувствуют себя женщинами, которыми не только восторгаются, но в которых нуждаются.
Перебирая в памяти, различные семьи, различных знакомых мне мужчин, я всё больше убеждался, что и Трюффо, и «Жюль и Джим», про нас, просто мы пока не решились в этом признаться. Поэтому и придумали миф об «азербайджанской женщине», якобы не такой как все женщины в других культурах, придумали миф, за которым мужчинам можно было спрятать свою уязвлённость.
Но ведь от времени не спрячешься, мир открыт для всех, один Интернет чего стоит, пытаешься спрятаться за миф о нашей особенности, а в наших семьях, не мифических, реальных, с мужчиной и женщиной во плоти, всё больше раздоров, всё больше непонимания. И от разрушительного вируса невозможно избавиться.
Теперь я задам более конкретный вопрос.
А возможен ли на азербайджанской почве, такой «Франсуа Трюффо», который жизни предпочитает искусство, который после семи часов вечера
