серые волны и покачивающийся в них «Сахар». На долгом пути его в базу встречались ему и синие, и красные корабли. Но синие по нему не стреляли, а красные не подзывали к борту, чтобы дать поручение или снабдить табаком: на фок-мачте «Сахара» трепетал треугольный флаг – роковой «глаголь», означающий, что данный корабль давно утоплен и что он – только обман зрения, некий призрак, подобный кораблю Летучего голландца, с той только разницей, что корабль Голландца не существовал, но был видим, «Сахар» же существовал, но был невидим.
И на мостике его с той же печатью скорби на челе, которая отмечала легендарного капитана, сидел Пийчик, страдая без папирос и размышляя о странностях маневров. Ведь вот как получилось: по настоящим минам прошли, а от какой-то бумажки погибли.
Эти печальные его думы были прерваны появлением радиста, протягивавшего ему бланк радиограммы.
– А чего ты еще принимаешь? – хмуро сказал Пийчик. – Закрывай лавочку и ложись спать: утопленники мы, нечего нам слушать… Ну, чего там пишут?
Он развернул бланк и прочел. «Обстановка на 12.00. На рассвете противник пытался высадить десант в районе… Линкор типа “Айрон Дьюк”, потопив артиллерийским огнем посыльное судно “Сахар”, вслед за тем подорвался на нашем заграждении у банки Чертова Плешь… Торпедной атакой…»
Дальше Пийчик не читал и отдал бланк радисту. Слабое подобие улыбки проскользнуло по его условно мертвому лицу.
– Снеси посреднику, – сказал он, – разбуди, пусть распишется… Да поспрошай у ребят, не осталось ли у кого махорки, – черт знает до чего курить хочется…
Две яичницы
Штаб бригады линейных кораблей был необыкновенно изобретателен, но академичен. Такая репутация создалась в результате жесткого соревнования флагманских артиллериста и штурмана в области выдумок.
Если первому удавалось провести в жизнь какую-либо необычайную «Инструкцию для стрельбы из зенитных орудий по подводным лодкам», то второй отлучал себя от шахмат, пока не склонял командира бригады к организации на линкорах метеорологической службы в масштабе первоклассных европейских станций. Эта благородная борьба двух организационных талантов, уподобляясь действию двух взаимно догоняющих поршней, толкала медлительный и осторожный ум командира бригады на рискованные эксперименты.
Накалившиеся за день борта излучали свое душное, пахнущее краской тепло внутрь флагманского салона, и потому тела обоих специалистов утонули в креслах до крайнего предела, оставив над ними лишь две папиросы, как перископы погрузившихся лодок. Но что значит жара для живого ума, обуреваемого новой идеей? Артиллерийский перископ втянулся в кресло, и взамен его вылетело облачко правильно наведенного залпа.
– Пуф, – сказал артиллерист, – знаешь, старик все-таки согласился пострелять по невидимой цели.
Залп, очевидно, дал накрытие, потому что штурманский перископ мгновенно скрылся, и из кресла потянулась длительная дымовая завеса, долженствующая
