это описали предки, – сказал он. – Те, безымянные, давным-давно. – И в доказательство продекламировал свою любимую поэму в стиле юэфу, которая выглядела как нельзя более подходящей к этой минуте:
Вновь и вновь ухожу, ухожу.
Покидаю тебя наяву.
Промеж нас расстояний лес,
Мы на разных концах небес.
Путь-дорога длинна, нелегка.
Как нам встретиться, где и когда?
И разлука грядет на века.
Солнцу омут сплели облака.
Я блуждаю, вернуться нет цели.
О тебе мысли – старости трели.
Месяца и года – все, прощайте.
Все забудьте! И больше ни слова!
Лишь с удвоенной силой вкушайте.
– О да, юэфу, – сказал Чжоу. – Похоже, они уже тогда все знали, правда?
– Да.
Та Шу мотнул головой на их родной дом, превратившийся в голубой полумесяц над белым холмом, размером не больше ногтя, но когда Земля взойдет полностью, то станет вчетверо шире, чем Луна, видимая с Земли, то есть по площади – в четырнадцать раз больше.
– Она так прекрасна! – воскликнул Та Шу, нетерпеливо ожидая, когда Земля покажется целиком. – Именно об этом всегда и говорили древние поэты.
Чжоу кивнул.
– Вот почему мы здесь – чтобы увидеть такие восходы и закаты.
– И сколько времени она висит на небе?
– За два дня она восходит полностью, и после этого видна около шестнадцати дней, а потом снова скрывается на восемь, до следующего месяца.
– И эта зона составляет двести километров в ширину?
– Да, если считать ту часть, где над горизонтом встает лишь узкая полоска Земли. Конечно же, мы ведем строительство в том месте, где ее видно максимально.
Та Шу смотрел, как их родной мир взбирается над холмом – так медленно, что и не заметишь движение, хотя теперь голубой полумесяц стал больше.
– Она выглядит даже больше, чем на фотографиях, тебе не кажется?
– Вероятно, из-за того, сколько внимания мы ей уделяем.
– Или любви, – сказал Та Шу.
– Или из-за наших страхов! Все-таки это наш дом. Большой, но в то же время маленький. И мы так далеко от него забрались.
Некоторое время они смотрели на Землю молча. Голубой, цвет жизни.
– Похоже, дома не все гладко, – сказал Та Шу, чтобы посмотреть, как отреагирует старый приятель.
– Да. Многие встревожены.
– Может, партия распустит народ и выберет себе другой.
– Кто это сказал? – рассмеялся Чжоу.
– Бертольд Брехт.
– Ах да. В прошлом году в одноименном кратере ставили пьесу «Жизнь Галилея».
– В кратере Галилея или в кратере Брехта?
– Кратер Брехта? Он же на Меркурии.
Та Шу покачал головой.
– Не думаю. Пока что Коммунистическая партия еще не отправляла туда актеров.
Они засмеялись.
