И вот однажды вторая основная кнопка включения «расширенного сознания» попала в мои руки. Ею оказалась, как и предсказывал Петр Демьянович Успенский, трансформация отрицательных эмоций. Одним полнолунным вечером мы шли с женой по мосту над железнодорожными путями, и, как естественно бывает в такие дни, все меня очень раздражало. Ни о каком состоянии «дзенской измененки» и речи быть не могло, несмотря на все мои усилия – оставалось только хотя бы внешне не выражать толпящиеся внутри отрицательные эмоции и изо всех сил оставаться наяву.
И вдруг (как всегда) произошло маленькое чудо: внезапно внутренняя тьма обратилась в свет. Каждое приходящее раздражение на лету стало превращаться в легкую эмоциональную энергию, наполнявшую становящийся уже привычным отстраненный трехмерный мир глубиной живого смысла. Состояние длилось часа два и дало в распоряжение внутренний источник энергии для новых состояний – опыт трансформации негативности. С тех пор мир навсегда изменился и из цветного и объемного, но холодного превратился в живой и наполненный целой гаммой чувств.
Вершиной же расширенного сознания того времени стал один случай. Снова была зима, год 1999-й или 2000-й, я тогда жил в Питере. По странному стечению обстоятельств мне пришлось провести ночь в беседах с одним стариком, которого я упорно не понимал, несмотря на все свои искренние старания. Всякий раз, когда я пытался своими словами выразить то, что, как я понимал, он мне пытается сказать, ответ его был: «Нет, не то!» Оставаться в хорошем настроении стоило немалых усилий. Под утро я окончательно вымотался и пошел в Эрмитаж восстанавливаться.
Я только успел раздеться и купить билет, как вдруг меня начало «взламывать изнутри». Крыша стала куда-то уезжать, и я, вспомнив из Ницше «падающего – подтолкни», приложил к этому и свои усилия разделенного внимания. Благо два года были потрачены, в том числе и на освобождение от мыслей о том, как я выгляжу и что обо мне подумают, – теперь это очень пригодилось и позволило прилюдно внутренне «сойти с ума». За пару минут крыша уехала полностью, и от меня не осталось ничего, только живущее восприятие.
Так «Я есть» жило и наблюдало много интересного вокруг (меня тогда занесло в залы римской скульптуры). Было очевидно, что отреставрировано и насколько эти части соответствуют истине, что значит сама скульптура, если автору вообще что-либо удалось в нее вложить, и многое другое. Ясность восприятия была поразительная, ведь кроме него (меня) никого не существовало! Присутствие людей вокруг вызывало к жизни растворившееся эго, и оно пыталось материализоваться и стать «Я», однако легкими усилиями разделения внимания несколько часов мне все же удавалось оставаться одним живущим восприятием.
Функционировать адекватно в этом состоянии в условиях повседневной жизни было поначалу весьма трудно – хорошо, что я тогда был в музее, условия задачи были упрощенными: мне ни с кем не приходилось общаться. Освоиться в нем заняло несколько месяцев,
