руками и лбом к теплому камню и стояла так долго, отдавая свою энергию Стене и наполняясь ее спокойствием и смирением. Она почувствовала Семена совсем рядом, так, что захотелось обернуться, но Катя уже знала, что он не вовне, а внутри нее. Близкие люди не уходят в никуда, они остаются с нами – эта банальная мысль открылась ей во всей своей простоте и истинности.
Наступит новый день, новый месяц и новый год без Семена, но где-то в вечности он всегда будет идти рядом с ней за руку, как много лет назад по дымчато-лиловому бескрайнему полю в Провансе вслед уходящему за горизонт Солнцу. А вечность – вот она, прямо тут, и начинается она внутри тебя. Внутри каждого человека. Иногда просто надо сверить свой внутренний хронометр со вселенским.
Вечером Катя вошла в палату и ахнула от удивления. Семен сидел на кровати и выглядел гораздо лучше, чем вчера. Катя кинулась к нему, обняла, поцеловала и радостно рассмеялась:
– Ты прекрасно выглядишь. Значит, помогло! Есть чудо! Я и за тебя просила.
– Вот и моя личная медсестра пожаловала. Может, поздороваешься прежде, чем нести чушь.
– Привет! Но ты правда выглядишь отлично.
– Я как та лампочка, которая, прежде чем погаснуть, загорается ярким светом. Открой-ка вон ту красную папку, которая лежит на подоконнике.
– Что это? – Катя открыла папку. Кроме даты и знакомой подписи Семена она ничего не могла разобрать. – Здесь все на иврите.
– Завещание. Дача на Николиной, акции.
– Я не возьму, мне не надо, – запротестовала Катя.
– Бери, дура! – зарычал, как раньше, Семен. – Если тебе не надо – отдай моей единственной дочери!
– Так ты знал? Ты знал, что Соня твоя дочь?.
– Конечно, знал. Как, ты думаешь, она поступила в МГУ? Откуда брались подарки на ее дни рождения?
– А почему же… почему… почему ты не сказал мне? Я думала, может, это отец помнит обо мне и помогает.
– Твоя мать была в курсе. Я ей звонил, узнавал, когда тебя дома нет… Она передавала и деньги, и подарки.
– Почему ты был не с нами?
– Стоит напомнить, что это ты сбежала от меня.
– Я была полной идиоткой…
– Да и я не лучше. Сейчас прошу за себя, тогдашнего: прости ты меня за все, вольно и невольно причиненное. За то, что сделал, и что не сумел…
Катя закрыла лицо руками.
– Успокойся, – ласково сказал Семен и погладил ее по голове, как маленькую девочку – Теперь уже ничего не изменишь. Просто я казался себе умным, а был дураком. Это самая распространенная мужская ошибка.
– Я привезла тебе Сонькины фотографии, – спохватилась Катя и, всхлипывая, открыла сумочку. – Надо было взять ее с собой, чтобы она познакомилась с тобой!
– Ты с ума сошла? Чтобы дочь запомнила меня таким – умирающим больным стариком? Я бы не позволил… Покажи ей
