еще одной гранью ее невероятной и опасной красоты. Привыкай, Заноза, привыкай. Ты ведь тут задержишься, тебе с Лэа часто придется дело иметь.
– Я так привык, – ответил Заноза задумчиво, как будто осмыслял собственное поведение, – леди входит, нужно встать и поклониться. Вы – леди.
– Что, правда? – Лэа хмыкнула.
– Вы живете в самом дорогом районе города, ваш офис занимает целый дом в Даунтауне, вы замужем за демоном, который накоротке знаком с правительницей Тарвуда, и вы можете себе позволить обругать совершенно незнакомого человека, – перечислил Заноза, не моргнув глазом, – настоящая леди. Еще вы очень красивая, – добавил он неожиданно, – а это самый верный признак.
– Ну, если самый верный, тогда зашибись! – Лэа широко улыбнулась. – Только давай на «ты». Тебе религия позволяет с настоящими леди на «ты» разговаривать? Мартин, так он вампир? И только что из портала? Он голодный, наверное. Ты же его не накормил, это к гадалке не ходи, сразу прогрузил за дела. А он сейчас совсем оголодает и на нас накинется. Заноза, сиди здесь, никуда не уходи!
Она развернулась и вылетела из кабинета, только дверь хлопнула.
– Это Лэа, – сказал Мартин.
– Ага… – Заноза кивнул, – я понял. Офигеть!
Он сто шестнадцать лет не видел своего отражения в зеркале, но знал, как выглядит: под рукой всегда была парочка хороших художников, которые при необходимости за каких-нибудь полчаса могли нарисовать его портрет с фотографической точностью. И хотя сам Заноза не умел распознавать сходство во внешности людей, видел только различия, он понимал: любой из тех художников сказал бы, что синеглазая блондинка Лэа походит на него, как сестра-близнец. Такая красивая! И такая же резкая. Хорошо, что арбалет у нее был не заряжен. Заноза знал себя – он стрелял, не задумываясь – и у него пока не было повода полагать, будто Лэа поступает иначе.
Очень красивая женщина. Непонятно только: завидовать Мартину или сочувствовать.
Его дайн, его талант или дар, приобретенный после смерти, требовал очень любить себя. Не больше всех на свете – эгоизм был не обязателен, хоть и не мешал – а просто любить, гордиться собой, быть уверенным в своей неотразимости. Одним этим дайном возможности не ограничивались, но все же именно он был основным. И именно о нем знали лишь самые близкие. Остальное Заноза держал на виду: скверный характер; манеру сначала стрелять, потом смотреть – в кого, и даже не задумываться, а надо ли было стрелять-то; жестокость, безжалостность, равнодушие к чужой смерти – вот он весь, Уильям Сплиттер, Белый Пес Турка. О том, каков его настоящий талант, только Турок и знал. Ну, еще Лайза, но Лайза – это совсем другое дело. Ее знания и ее фантазии были так перемешаны, что не только она не отличала одного от другого, но и Заноза не всегда мог разобраться, что в мире сестры настоящее, а что – плод ее больного разума.
Лэа была похожа на него. По крайней мере, внешне. Увидеть ее оказалось
