она подавала еду и напитки – кому, как не ей, было проще всего подлить яд моему супругу?
– А мотив‐то какой у нее, по-вашему, был?
– Она была девушкой. Он совратил ее. Он испортил мои отношения с нею. Теперь она лишится хорошей работы, теплого места.
– С трудом верится, чтобы это могло стать мотивом для убийства.
– А Арина, насколько я узнала ее, особа странная, не вполне адекватная. Даже если б не ее связь с Геной, я бы ее все равно уволила. Вдобавок она по образованию фармацевт. Где-то у себя в Тмутаракани соответствующее учебное заведение окончила. Поэтому в ядах толк понимает.
– Хорошо, я вас услышал.
Я проводил Марину и пригласил на кухню Арину. Она села скромненько, на краешек стула. Глаза у нее были заплаканные. Эта посторонняя, не сильно образованная, провинциальная девушка и впрямь убивалась по покойному гораздо более сильно и искренно, чем жена или же брат.
Я ее с места в карьер огорошил:
– Расскажите, Арина, как вы подлили яд в стакан вашему любовнику.
– Это не я.
– То, что покойный был вашим любовником, вы не отрицаете?
– Чо уж тут отрицать, теперь все видят.
– А кто, по-вашему, отравил Геннадия?
И тут она молвила – совершенно спокойно и убежденно:
– Андрюшка.
– Андрей?! – поразился я. – Сын Марины? С какой стати?
– Слабый он до меня, – эпически начала девушка. – Много раз приступал. А он мне как до фонаря, если по-простому говорить. Гнала я его. А Андрюшка знал, что я с Геной замутила. Ревновал. Бесился. Вот и приговорил отчима-то. – Тут она вдруг спохватилась и заговорила быстро-быстро: – Но у меня против него никаких улик или, там, алибей нет! Это я гипотезу такую построила.
– А сама ты, значит, Геннадия не убивала?
– Нет! Не дура же я.
– Я тебя понял.
Я выпроводил Арину и пригласил к себе в кухню Андрея. Времени поразмыслить у меня особенно не было, но, подумал я, если допустить, что Геннадия ухайдокали домашние – сожительница, пасынок или любовница, – почему понадобилось делать это прилюдно? С нашим участием? Почему не замочить его келейно, втихую? Или расчет был перевести стрелки на кого-то из нас, гостей?
Я усадил молодого человека, сказал ему наконец вытащить наушники и спросил, он ли убил отчима.
– Ты че мне паришь, дядя?
Я не стал пенять на его лексикончик, лишь спросил:
– Арина говорит, что ты в нее влюблен, поэтому ревновал ее к отчиму. За это ты и убил Геннадия.
В ответ юнец разразился длиннейшей и гнуснейшей речью, пересыпанной грубыми ругательствами. Из нее, в кратком и цензурном изложении, следовало, что Арина страдает чрезмерной похотливостью, вследствие чего находится в невменяемом состоянии и потому воздвигает на него напраслину.
Мне захотелось промыть его рот хозяйственным мылом, но некогда было заниматься воспитательным процессом. Поэтому я только прервал его излияния и спросил:
– А
