потом будешь просить какую-нибудь особенную…
– Не буду!
– Да будешь, куда ты денешься.
– Девочки, не ссорьтесь. Я что хочу сказать. – Это уже голос Валентина Семеновича. – Я хочу сказать: вот Павлуша, вундеркинд, и я сомневаюсь, чтобы кто-то заставлял его читать или думать из-под палки, он сам по себе такой.
– А про Алиар-Хана Муртаева забыл? – не согласилась Ада. – Да с таким отцом будешь мудрецом, а что с нашего Захара взять, к примеру? Книги все подряд читает, а понимает ли в них что? А главное – лень-матушка раньше него родилась, ничего ему не надо, лишь бы корочку сухую (причем материну) грызть да картошкой заедать…
– Вот-вот, никакого понятия ни об огне, ни о молнии, как о началах жизни. Мужик должен свой костер в жизни возжечь, своя правда должна возгореться у человека!
– Да подождите, друзья, не об этом я хочу сказать, – поморщился Валентин Семенович. – А хочу сказать вот что. Возьмем Павлушку. Самостоятельный. Мудрый. Рассудительный. А другие что же? Вот наш Любомир – тоже много читает. Много думает, анализирует (я это вижу и чувствую). А – молчит! Слова из него не вытянешь.
– Потому что не верит он взрослым, – неожиданно вступила в разговор Верочка.
– Как это?
– А так, – отрезала Верочка. – Что с нами разговаривать? Мы говорим одно, думаем другое, а делаем третье. Лицемеры.
– Вот, вот, правильно она говорит, – подхватил Роман (разговорилась парочка). – Как посмотришь вокруг: кому верить можно? На кого опереться? Везде и всюду обман, предательство. Самые близкие, самые любимые – врагами становятся. Как же так? Почему?
– Ну, ты все в свою сторону гнешь, – махнула на Романа рукой Ада. – Обжегся – теперь на воду дуешь. Сам во всем виноват! – Ада, чувствуется, начала трезветь, мысли здравые произносила.
– Так о чем я хотел сказать? – продолжал Валентин Семенович. – Я, кстати, об этом даже в газете вопрос поднимал. А именно: почему наши дети не разговаривают с нами, почему отмахиваются от нас, молчат (извините), как партизаны?!
– Да о чем, к примеру, с тобой говорить? – укорила его жена, «мадам Нинон». – Он тебе вопрос – ты ему проповеди, он тебе второй – ты ему лекции, он тебе третий – ты (к примеру) о мировой революции. Ну, ладно, ладно – о мировой политике, о мировом положении… это одно и то же.
– А ты сразу давай кричать! Орать! Спорить! Доказывать! Нормально разговаривать не умеешь. Все на повышенных тонах, на истерике, будто тебя черти на углях поджаривают. Нет нравственного покоя в семье.
– Вот я и говорю – не о чем ему с нами говорить. Я – кричу, ты – лекции читаешь, хрен редьки не слаще.
– Хорошо хоть, понимаешь это.
– А знаете, в чем мне однажды, – тут «мадам Нинон» перешла на шепот, – в чем мне однажды Антошка признался? Ваш Любомир зарок дал: когда вырастет, ни за что не женится. Крик, шум, гам, для чего это? Зачем? Лучше одному жить…
– Вот, вот, – подхватил Валентин
