самые заядлые поддавальщики, поэтому у нас должна быть нулевая толерантность. В конце концов я ведь могу оставить машину тут, а сам снять номер в отеле. Ты что, действительно собираешься меня напоить? Для этого и позвала в Пярну?
В глазах Анне появляются слезы. Что-то здесь не так.
– Ну, рассказывай, что за горе у тебя? – пытаюсь смотреть на Анне таким заботливым взглядом, на какой только способен.
– Ты моего сына Артура помнишь?
– Разумеется, помню. Ему, наверно, уже лет семнадцать. Как его дела?
Анне начинает рыдать. Быстро подаю ей салфетку, чтобы могла вытереть слезы.
– Что такое? – теряюсь от неожиданной реакции обычно такой сильной женщины, да еще и на людях. – С Артуром что-то случилось?
– Артуру уже восемнадцать, он должен был в этом году окончить гимназию, но не явился на выпускные экзамены. Исчез куда-то с друзьями и с какими-то девками. Иногда заходит домой, когда меня там нет. Переодевается и снова исчезает. Я слышала, что он проводит время в ночных клубах, дерется там. У него постоянно неприятности с полицией, но что хуже всего – он пристрастился к наркотикам.
Анне пытается вытереть салфеткой льющиеся из глаз слезы и размазывает краску по лицу. Это на нее совсем не похоже. Сажусь рядом с нею на мягкий диван и обнимаю. Через какое-то время она успокаивается. Беру салфетку и стараюсь вытереть черные подтеки у нее под глазами, а сам осматриваюсь вокруг. К счастью, мы оказались в этом уголке кафе совсем наедине, так что никто не заметил всхлипываний Анне.
– Я сама виновата в том, что так случилось, – продолжает Анне, взяв из моих рук салфетку и стараясь поправить макияж. – Когда мальчишке исполнилось десять, я отдала его сперва в секцию дзюдо, а затем карате. Там все время была какая-то чехарда с тренерами, так что детские кружки разбегались. В четырнадцать он стал заниматься боксом, а год назад – стал клеточным бойцом. Неподалеку от Пярну поселился какой-то человек, в советское время он, кажется, был диссидентом. Да и сейчас не лучше. У него там хутор, и он собрал вокруг себя молодых глупых парней, борцов и боксеров. Проводит с ними тренировки. По-моему, там идет просто оболванивание. Как-то я ходила смотреть бой в клетке. Ужас! Кровь лилась ручьями. Парни лежали на полу и колошматили друг друга кулаками и ногами. Зрителями были, так сказать, сливки общества со всего Пярну, начиная с бизнесменов и кончая отцами города и полицейскими. Артур вышел тогда победителем. Но мне было жалко того другого парня. Если бы ты видел глаза Артура во время схватки! Это были глаза убийцы, – по плечам Анне под моей рукой пробегает легкая дрожь.
– А наркотики, что с ними? Откуда ты взяла, что он употребляет их?
– Как-то раз после очередного боя в клетке я видела, как он глотал какие-то таблетки. Я спросила, что это такое. Артур ответил, что это для повышения тонуса, тренер, мол, дал. Вскоре после того как он проглотил таблетки, его поведение резко изменилось. Он то впадал в апатию, то вдруг делался любвеобильным, обнимал меня и спрашивал, хороший ли он сын.
