является устойчивым проявлением уважения и заботы к ней, а не намёком на её слабость. Я тебя нисколько не унижаю, ибо любовь всегда возвышает, даже самую пустячную мелочь возводит в ранг великолепия.
Муза ответила ему.
– Не могу не ответить тебе, раз ты столь щедро осыпаешь меня комплиментами. И вправду, ты лишён горделивости, дерзновенности, самоуверенности, но ты говоришь о созерцании как о смысле своей жизни, забывая о том, что смысл человеческой жизни заключается в спасении души. Добродетели, молитвенный труд, раскаяние, жертвенность, сострадание, любовь, всю оную духовность должно созидать и приумножать, покуда Господь не призовёт тебя.
– Не задумываясь я соглашусь с тобой. – кротко воскликнул творец. – Однако я редко хвалю свою душу, практически никогда. Я, можно сказать, ненавижу свою душу, ибо она слаба и мало похожа на святых. Впрочем, единственное что мне нравится в ней, так это творческое созерцание, всё остальное не столь велико, как бы я того желал. Разве смею я желать спасения собственной души, которая мне столь неприятна? О, и я не лишён самолюбия, ведь я столь долго уже твержу о своей многострадальной усталой душе. Мне порою трудно называть себя творением Создателя, столь ничтожным я себя почитаю и чувствую, нахожу себя сторонним созерцателем жизни, которую задумал и воплотил Бог. Но я не изгой жизни, я просто другой. Моё призвание – восхищаться, вдохновляться, творить. Во мне есть девственность, молитва, раскаяние, любовь к Богу, любовь к тебе.
– И при всём этом ничтожестве, при этом богатстве добродетелей ты умудряешься видеть мироздание своим творением? – вопросила муза.
– Не только созерцать, но смею сопереживать чувствами сердца самому сотворению мира. И чувствую, что в скором времени я буду повержен за оные гордые речи. – в зеницах очей юноши промелькнул страх, уныние сморщило его чело. – Гордец ничтожный, вот кто я.
– Ты ненавидишь не себя, но свои грехи и слабости, которые кажутся сильнее тебя, но бессильны они пред защитой Божьей, оберегающей тебя от злодейств мира сего, от пороков мира суетного. – прозорливо молвила она.
Юноша некоторое время безмолвствовал, не решаясь ответить на столь верную трактовку его многогрешной души. Ведь снаружи человек может казаться благочестивым и благородным спокойным девственником, но внутренне он всегда испытывает искушение, всегда пылает борение в душе его, ибо лукавые помыслы не дремлют, не стареют, они готовы соблазнить и развить болезнь порока посредством картин беспутных прелюбодейств. Особенно нападение зла остро ощущаются с часы лености, а также в утреннее время. Помня о том, он молчал, смутившись своей откровенности, заслонял сердце руками, бросал взор на необъятные долы заката солнца, уступающие по масштабу и значимости душе девы. Угасание света он различал с безнадежностью, подобно часам солнце
