Стратиотису пришлось идти в редакцию. Впрочем, сегодня здесь почти пусто, все условия для спокойной работы, но задание, данное журналисту, было весьма и весьма неприятным…
Панайотис встал из-за компьютера и прошелся взад-вперед по комнате, разминая спину. Это был высокий русоволосый мужчина чрезвычайно крепкого сложения. Круглые бицепсы не умещались в рукавах рубахи, которая так и трещала на спине при неосторожном движении, и мало кто мог поверить, что этот богатырь не только никогда не делал даже утренней гимнастики, но в своей жизни не обидел и комара. В нем виделось что-то детское – может быть, такое ощущение создавал розовый овал лишенного всякой растительности подбородка, а может быть – беспомощная улыбка, с которой Стратиотис привык встречать все казавшееся ему грубым и неодухотворенным. Прямое же насилие было ему неприятно до такой степени, что он даже отказался от воинской службы, несмотря на обычные в таких случаях ограничения прав и возможностей. Конечно, лишение половины медицинской страховки было достаточно чувствительным, но Панайотису не выносил даже мысли о том, что придется стоять навытяжку перед каким-нибудь малообразованным комитом, а то, не дай Бог, еще и участвовать в военном конфликте. Он предпочитал чинно вышагивать по воскресеньям впереди заезжего старичка-митрополита, служащего в храме Апостолов. Хотя не каждый архиерей бывал рад такому массивному и представительному жезлоносцу, на чьем фоне практически любой «преосвященный» казался маленьким и незначительным.
– Нет, ну вот ты объясни мне, что я должен писать? – Стратиотис обернулся к сидевшему в глубоком кресле другу, археологу Фоме Амиридису, и посмотрел на него своим обычным вопросительным взглядом исподлобья, так плохо сочетавшимся с его громадным ростом. – Мне прислали кучу экспертных заключений о том, что строительство нефтепровода до Киликии не нарушит прав тамошних монахов! И что Церковь пять лет назад совершенно напрасно восстала против этого проекта…
– Я, кстати, не исключаю, что это так, – отозвался Фома. – Собственно, ведь, Церковь жила бы себе спокойно, если б не Ираклийский владыка…
– Да, но представь себе, – воскликнул Панайотис, – в ущелья придет строительная техника, где-то проложат дороги… Каково станет тем, кто всю жизнь провел в тишине?
– Это же ненадолго, а на технику можно обращать так же мало внимания, как на шум египетского камыша, – съехидничал Амиридис, припомнив Древний Патерик. – Ну, а если серьезно, то это, конечно, не здорово. Там, в принципе, есть совершенно неисследованные и нераскопанные участки… Хотя точное направление ведь так и не назвали?
– Нет, но в любом случае отцов побеспокоят. Места пустынные, монастырей много, а трубу ведь невозможно прокладывать зигзагами, избегая заповедных мест, да?
– Ну да, там все горы да ущелья, то ли дело в моей любимой
