Вайншток хотел смерти и женщины с мальчиком?
– Не думаю. Ирэн не любит грибной суп, она съела несколько ложек за компанию, Ицику тоже налили немного… А мужчины налегали. Под водочку…
– Грибы нужно покупать в банках, – сказал Хутиэли. – Что за нелепое занятие – собирать их в лесу? Странные вы люди…
Серебристая статуя
Шломо Барка каждое утро приходил на перекресток двух приморских улиц, устанавливал на небольшой площади легкий постамент из пенопласта, забирался на него и замирал, изображая из себя статую в классическом стиле. Когда-то он работал в театре, но никогда не рассказывал даже близким знакомым – в каком именно. Прогнали его, по словам Шломо, из-за интриг, но все, кто знал Барку, полагали, что театральная карьера не задалась по причине если не бездарности, то, во всяком случае, не очень большого артистического таланта, которым обладал этот средних лет, среднего роста и, видимо, средних способностей мужчина. Жил он один, снимал двухкомнатную квартиру в непрестижном и дешевом районе Тель-Авива.
Может, ему стоило поменять специальность, но в своем призвании Барка был почему-то уверен. Некоторое время он показывал на улицах сценки и читал монологи, даже пробовал петь совершенно не оперным голосом, и все эти усилия привели только к тому, что Барку начали обходить стороной завсегдатаи улицы Рамбам, а случайные прохожие хихикали и бросали в коробку мелочь, не стоившую того, чтобы терять время.
Однажды Барка увидел по телевизору живую статую, покрытую позолотой и действительно похожую на роденовского Мыслителя. Статуя сидела на скамье у входа в парижский Нотр-Дам и, судя по окружавшей толпе, пользовалась изрядным успехом. Тогда-то Барка и понял: вот шанс! Он купил серебряной краски, изготовил одежду, подчеркивавшую рельеф фигуры, вымазал лицо, нацепил серебряный парик, из пенопласта вырезил постамент и в ближайшую пятницу изобразил на пешеходной улице Рамбам статую в стиле Фидия.
Эффект превзошел ожидания. Подавали столько, что к обеду Шломо окупил все расходы на краску, парик и пенопласт. Он понял, что напал на золотую жилу и с того дня работал сначала на Рамбам, а потом перешел ближе к морю, хотя здесь было меньше народа – в основном, туристы из ближайших отелей.
В тот день серебряная статуя, изображавшая дискобола, стояла на перекрестке с десяти утра. Около полудня начало припекать, зрители разошлись, и Шломо решил, видимо, что сегодня больше сборов не будет. Он сошел с постамента, поднял коробку с пожертвованиями и направился в ближайший переулок. Это видел Бени Хазан, хозяин расположенного напротив магазинчика. Когда старший сержант Беркович спросил у Хазана, не показалось ли ему поведение Барки странным, свидетель ответил, подумав:
– Он ушел слишком рано, это раз. В пятницу обычно туристы появляются ближе к вечеру, и Шломо оставался чуть ли не до первых звезд. И потом… Он никогда не оставлял постамента. Я подумал, что ему захотелось в туалет, и он вернется. А он не вернулся.
Шломо
