спросил новый голос, похожий на надтреснутый, но более мягкий. – Ты бы с ним поосторожней.
– Я сам его позвал. Он проговорился, оказалось точно так, как мы и предполагали.
– Слушай его больше, он же провокатор.
– Да нет, он же не виноват, что его так талантливо выдумали. И тебя он уважает.
– Да ты что! – заразительно рассмеялся мягкий голос. – Это он наверное за то, что мне памятник сменили.
– Он обещал не мешать.
– Это уже кое-что, он свое слово держит. Тогда можно и попробовать, тем более, ты сегодня родился.
– Я родился зимой.
– Я тоже когда-то не понимал элементарных вещей, – съязвил мягкий и повторил, – сегодня ты родился, в твою честь я апроби-ровал свое желание и вот что мне удалось…
Они еще о чем-то говорили, но Тамара уже не воспринимала, она вспомнила, кому сменили памятник, чуть было не вскрикнула, задрожала, и мысли в голове запрыгали, как солнечные зайчики.
«Встать и поздороваться? – лихорадочно соображала она, – сказать „здравствуйте!“, но это не подходит. А если они исчезнут? А вдруг разгневаются? А если им нельзя отвечать? А вдруг…»
И тут она услышала:
– Да, доказал ты мне. Значит, стоит рассчитать, захотеть…
– Возжелать, – подтрунивая, подхватил мягкий голос, – а все-таки мне ее жалко, ей останется максимум три года. Из-за нас с то-бой.
– Не мы же придумали такой порядок, и к чему сожалеть! – горячо воскликнул надтреснутый голос. – За эти три года она обязательно встретится с ним, и он поверит нам.
– В нас!
– Нам, – упрямо сказал надтреснутый, – и мы еще увидим ту каплю, в которой океан!
– Ну скажи, тебе ее не капли не жалко?
– Да я потом ей все по высшему сорту устрою!
Надтреснутый счастливо захохотал и пропел куплет из своей веселой песни.
– Я часто заскакивал тебя послушать, – признался ему мягкий, – ты без голоса никто, человек разве.
– Ну спасибо, можно подумать, что ты был поэтом!
– Да я шучу, – отмахнулся мягкий, – а где она? Давай по-говорим, а то уйдёт.
– Куда же она уйдет, если вон в пяти шагах лежит, встать от страха не может.
– Неправда! – обиделась Тамара. – Я совсем вас не боюсь!
– Еще бы ты боялась, я смелее тебя и не видел, – и тот, что у входа, подал ей руку.
Тамара спрятала за спину цветы и вышла на аллею.
– Привет! – сказала она и увидела, что они нисколько не изменились.
Тот, что у входа, снял с её волос листик и подал ей, она взяла, и листик оказался зеркальцем.
– Спасибо, – сказала Тамара и поправила прическу.
– Давай, дари цветы, – сказал тот, что должен лежать в глубине.
– Я поровну, – покраснела Тамара, но они
