если он попросту не выдержал испытание столицей, он же периферийщик, мало ли их трогается от избытка информации. Некоторые его товарищи так и считают. И потому сложные у Веефомита отношения с соседями. Не хочется ему идти в комнату, где настороженно смотрят, как он что-то пишет в блокнотик или в тетрадочку. И никому невдомек, что Веефомиту все равно, что Москва, что Лондон, что Калькутта. Поступил, повезло, обрадовался и забыл, что повезло. Он еще не дозрел до периода, когда тело и сознание мгновенно реагируют на давление Среды. Не познал сладостей оттенков, смакований и штрихов. Не вышел из целого какой-нибудь его частью. И хорошо.
Плохо, что с объявлением ничего не вышло. И все-таки продолжал Веефомит верить, что есть хорошие люди, что мог кто-то откликнуться и понять, просто не свел случай с объявлением: бежал мимо второпях на работу, на заседание, в кино, а объявление маленькое, не со всякого расстояния разглядишь. А если на машине едешь, то вообще всё мелькает.
Родственники уже спрашивали Веефомита:
– И что ты все пишешь, что не живешь, как все, погляди, люди нормальные интересы в жизни имеют, как-то устраиваются, а ты то там учишься, то здесь, пора бы за ум браться!
А если бы он опять не доучился и болтался по свету, работал бы кем попало, носил бы штаны протертые, они бы ему и такое сказали:
– Ну что ты нас позоришь?! Вроде и не дурак, а головой не соображаешь. Вон, твои одногодки все устроены, Васька на заводе не меньше директора получает, квартиру недавно дали, Игорь – следователь, а ты все кропаешь, все читаешь, а кому это нужно? Ну что ты там всё черкаешь?
И хотел бы Веефомит ответить, что не знаю, дескать, несет меня, мучает, душа мается, рожден глаза широко открыть, так много всего в мире, так густо, так полно – понять, разобраться хочется, хотел бы уверить, что и сам рад бы устроится, да не меньше директора получать, детишек маленьких завести, целовать их в пузико, учить уму-разуму, да как-то не получается, несовершенен мир для всего сразу, жертвовать приходится. И не может убедить дорогих сердцу людей, потому что не знает, куда занесет, да и слов таких у него нет, чтобы разом объяснить; утеряна нить, на разных языках объясняться приходится, на разных берегах одной реки оказались… Вот такой трагизм вырисовывается.
Но пока учится Веефомит и обязательно кончит, так что не услышать ему пока про Ваську и Игоря-следователя.
Вот сейчас войдет он в комнату, а там приятель его дожидается, тот самый, которого телефон в объявлении.
– Ну что ты, Валерик, ждать себя заставляешь? – посмеивается приятель, – свои заботы на меня свалил.
Он всегда посмеивается. В душе не очень полноценным Веефомита считает.
– Снял свое объявление?
– Снял, – покорно кивнул Веефомит, – ты был прав, сорвали два, а одно снял.
– Ну,
