как лед, лимонадом.
– Неплохо, – сказал Маттиас.
– Ага, вкусно, – рассеянно ответила я. Дурацкий зуд вернулся снова.
– Ты уже знаешь, кем хочешь стать? – спросил Маттиас. – Я имею в виду, после школы.
– Нет, понятия не имею. Главное, чтобы это не имело никакого отношения к математике. А ты?
– Еще когда был маленьким, я хотел стать зубным врачом. – Он покраснел. – Я читаю о стоматологии все, что попадается.
Я озадаченно посмотрела на него.
– Правда? Но чтобы поступить в университет, нужно получать хорошие оценки в школе!
Он покраснел еще сильнее.
– Ох… да, мой средний балл более-менее подходит.
Он пристально посмотрел мне в рот.
– У тебя отличные зубы.
– Хм, мне два года пришлось носить мерзкие брекеты.
– Мне тоже. Мы должны этому радоваться. Правильное ортодонтическое лечение приводит к тому, что зубы сохраняются в течение всей жизни.
– И не говори. – Мне эта тема казалась не слишком увлекательной, а восторги по поводу стоматологии казались до нелепого странными. Кому вообще могут понравиться брекеты и постановка пломб?
Мои мысли блуждали. Позади нас возвышалась церковь, в которой я уже бывала, и я пыталась вспомнить, как же она называется. Впрочем, за последние полторы недели я посетила немало церквей, все настолько впечатляющие и битком набитые произведениями искусства, что немудрено и загнуться от усталости.
– Ты уже была в церкви Санто-Стефано? – спросил Маттиас.
Я кивнула с еще более отсутствующим видом. Точно, Санто-Стефано. Церковь с наклонной башней и необычной крышей, которая изнутри выглядела как перевернутый корпус корабля. Похоже, у Маттиаса память была получше, чем у меня.
Я потерла шею, потому что зуд усилился.
– Что с тобой, кто-то укусил?
– Нет, это что-то вроде аллергии.
А что я могла сказать? «У меня всегда чешется шея, когда приближается опасность»? Он бы тут же решил, что у меня не все дома, и оказался бы прав. Я точно знала, почему никому об этом не рассказываю. Кроме меня и моих родителей о моей странности не знал никто, и двое из нас троих были уверены, что я ненормальная. В том числе я.
Мама, отлично разбираясь в естественных науках, считала, что почти со стопроцентной вероятностью речь идет о периодических нарушениях восприятия. Папа, напротив, придерживался мнения, что между небом и землей есть много вещей, которые человек не в силах объяснить с помощью одного лишь рассудка.
Раньше это уже не раз приводило к неприятным последствиям. В первый раз зуд возник у меня в возрасте десяти лет, когда я должна была прыгать в бассейн с трехметровой вышки. Я вдруг ощутила, что там, наверху, мне угрожает опасность. Так что я осталась внизу и увидела, как другой ребенок забрался на вышку и полетел вниз вместе с отломившейся доской. К моему бескрайнему облегчению, никто не пострадал, все отделались
