Она шутила, улыбалась шуткам своим, взмахивала руками, он видел спиной, как… и боялся повернуться. Помогла кондуктор: толкнула в грудь и сказала: – За тобой пришли. Похоже, контролер. Покажи ей билет.
Он обернулся. Она стала еще лучше. Выше ростом, синей и больше глазами. Толчея в трамвае обходила ее стороной. Она была так совершенна, так, без изъянов, сложена лицом и телом, что отчаянно хотелось потрогать руками и убедиться, что взаправду существует в переполненном транспортном средстве Свердловска. Когда на остановке открылись двери и задул сквозняк, она присела, прижала подол сарафана в косую школьную линейку с нечитаемыми словами к коленям, и стала похожа на сказочную царевну-лягушку. И продолжая улыбаться, и придерживая корону на голове, спросила:
– На работу торопитесь?
– Вы говорили – я ваша работа.
Она сразу стала серьезной. – Можете пропустить работу?
– В Клинике?
– Вы служите где-то еще?
Он продолжал пошатываться внутри, как после хорошего удара по голове: – Могу, только…
– Тогда поедем купаться на Шарташ.
Он провел рукой по груди, где под дорогим штатским пиджаком была белая нейлоновая рубаха и темный французский териленовый галстук. – В таком виде?
– Ну… галстук подобран не совсем удачно. И туфли не мешало бы почис…
– Это мокасины, – обиделся он.
– Тем более. – Она снова улыбалась. – Выходим на следующей остановке.
У него был операционный день сегодня: две плановых резекции желудка, которые откладывать нельзя. Краснея от стыда, набрал номер заведующей отделением плановой хирургии: грузной, не очень старой старой девы, Киры Кирилловны, служившей вторым профессором кафедры госпитальной хирургии в мединституте. Прекрасная в некрасивости и остроумии своем, посвятившей жизнь хирургии, она была его учителем и лучшим другом. Он мучительно врал ей что-то, а она, понимала, что врет, и не очень строго пеняла:
– Сама прооперирую твоих больных. Но завтра побреешь мои подмышки. – И повесила трубку.
Пока он потел в телефонной будке, девочка успела остановить такси, что было сравнимо с поимкой голубого колобуса на лестницах Почтамта.
Пляжа на озере Шарташ не было. Природа здесь предпочитала не тратить себя: сухая глинистая почва с мелкими камушками и редкими островками сорной травы. Середина рабочего дня. Людей нет. Нет кабинок. Нет лежаков.
Пока он оглядывался, девочка расстегнула платье и осталась в купальнике. Не в привычных, хорошо знакомых, сатиновых доспехах, но в чем-то узком и плотном, и очень нездешнем. Он совсем потерял рассудок. Что-то бормотал, суетился, пытался снять туфлю-мокасин, стоя на одной ноге. А она достала из сумки большое цветастое полотенце, расстелила и улеглась на живот, безобидно и невинно, И забыла о нем.
Чувствуя себя сиротой, он сел рядом: в брюках, даже пиджак
