ли себе такое позволит… Если только не прикинется под местного, для которых билеты намного дешевле. Мне сойти за турчанку никак не удавалось, они вычисляли меня на раз-два. Даже, если бы я говорила с ними на чистейшем турецком, они все равно, вычисляли бы меня…
Я вошла в здание собора. Его половина заросла строительными лесами, но зато, были открыты мозаичные панно. Ая София стала неким символом единения религий, по крайней мере, христианства и ислама, именно это и привлекало меня в этом соборе. Среди посетителей были, как христианские паломники, специально прибывшие помолиться тут, так и мусульмане в хиджабах и бурках. И всем хватало божественной любви и благодати, неважно, на каком языке они произносили свои молитвы.
Выйдя из собора и получив свою долю очистительной энергии, я отправилась в сторону района Багчилар и шла по трамвайной линии, чтобы не сбиться с пути. По дороге, зашла в небольшой магазин косметики и купила себе подводку. С девочкой-консультантом я говорила на турецком языке, отчего почувствовала большую гордость за себя.
Пройдя ещё немного, я очутилась перед воротами знаменитого Гранд-Базар. Но моё внимание привлёк не рынок, а мечеть Баязит, расположенная рядом. Купив себе апельсинного сока, я уселась в теньке, в сени огромной мечети.
Дело шло к полудню и подходило очередное время совершения молитвы. Муядзин начал свой заунывный призыв, народ стал подтягиваться. А я сидела на камушке и наблюдала. Одна толстая тётка в хиджабе и халате до пола, отогнала ногой кошку, подбежавшую попросить еды. Тётке было жалко поделиться едой с голодным животным (и куда только Аллах смотрит…), съев что-то там очень калорийное, она отправилась совершить богоугодное дело, а именно, исполнить намаз, презрительно окинув меня взглядом. Я пожалела, что в руках у меня был всего лишь апельсиновый сок, а не банка пива с сигаретой.
Хотя, в Турции курение не считается таким уж грехом. Многие женщины курят, и те, кто носит платки тоже. Причём, курят они как кальян, так и обычные сигареты прямо на улице. Многие арабки и турчанки в хиджабах сидят себе спокойно вечером в какой-нибудь шиш-хане и дымят кальянами. И никто не считает это чем-то зазорным.
«Ах, наргиле… или шиш на турецком. Почему я забыла о такой классной достопримечательности? Надо Диле предложить пойти вечерком в какой-нибудь салон и покурить… », – подумалось мне.
Пока я думала о шише и о том, что хорошо было бы курнуть его, сидя в уютной стамбульской чайной, мой взгляд привлекла интересного вида старушка, лет 70–80. Она медленно шла, опираясь на изящную трость. Одета она была в скромное, но элегантное чёрное платье и вязанную серую кофточку. Её шею украшал ряд некрупного белого жемчуга, седые волосы были аккуратно уложены в причёску и заколоты. На ногах были непрозрачные чулки и осенние туфли на небольшом каблуке. В руках она держала маленькую сумочку, какую носили наши мамы в далёких семидесятых. Я любовалась этой нереальной «киношной» женщиной, которая, буквально, прилетела к нам из прошлого, пока она не подняла на меня свои глаза.
Весь её взгляд говорил о том, что она не понимает, где находится. Она была в шоке, видно, шла по знакомой улице, месту, но совершенно не узнавала его.
