разведали до тебя.
Так или иначе, Степан вспоминал, что в тот день, когда они шли хоронить кассету после дождя, Саша, уже придя в «шалаш», не рискнул закапывать кассету, он как-то тупо стукал кулаком по росшей возле «шалаша» рябине, думая, куда теперь эту кассету деть, а Степан пытался очистить ботинки, елозя ногами по мокрой траве.
– Некуда её деть-то, – изрёк в итоге Александр.
– Некуда, – повторил Степан.
– И что ты предлагаешь?
– Пошли, в сарае спрячем.
– Это не то. В землю лучше всего.
– Да может, ещё неделю дожди будут, что ж мы теперь…
– Это да, тут ты прав.
Больше всего Степана раздражало в Саше его нелепое убеждение, что истина у каждого своя, но, будучи не в силах достойно отвечать Степану в их редких и коротких философских диспутах, Саша всегда уводил разговор к своей собственной персоне и своим вкусам (Степан как-то сказал брату, что ждёт новую игру про Чужого и даже начал пересказывать известные ему подробности, на что Саша невозмутимо ответил, что скоро и новая Battle of Duty выходит – и перевёл тему на обсуждение плюсов своей любимой игры), а на аргументы Степана отвечал всегда какими-то глупыми общими фразами. Лучше всего Степан помнил их диалог о «заячьей» природе, о котором я помню, но приведу его чуть позже.
Если ты хочешь стать поэтом, выучи слово «гомоздились» и употребляй потом везде, где только можно.
И гаргульи гомоздились…
Видишь? Ну-у? Как всё-таки тонко, какая поэзия!
5190 1189
Но погодите («Но позвольте», – скажет интеллигентный читатель), я прочитал уже несколько страниц и никак не пойму, где же в этой галиматье вменяемый сюжет? Что ж, в ответ я перефразирую классика: сюжет в книге – как сюжет в видеоигре – он должен быть, но он не так важен.
Смотрите 5190 1301
5190 1301
Степан вышел из дома прогуляться под дождём не только под давлением смутного желания купить колы или прервать нахождение в непосредственной близости со взаимно ненавистными родственниками, но ещё и потому, что в комнате его (а с отъездом Саши комната стала принадлежать одному Степану) начало распространяться некое зловоние, источник которого Степан никак не мог обнаружить: просто в той части комнаты, где стоял диван, на котором Степан спал, тянуло чем-то гниловатым. Степану казалось, что это пахнет от старой подушки, но, обнюхивая её, он не мог понять, является ли она источником дурного запаха, или подушка только пропиталась душком, источаемым чем-то другим. Он нюхал тетрадку, стоявшую на шкафчике за диваном, нюхал сам шкафчик, но не мог понять, что является причиной запаха. Степан открывал шкафчик, в котором хранились старые книги, доставшиеся ему (не Саше!) от деда,
