как устала. – Делать, что ли, нечего?
Жанна торопливо закивала, соглашаясь. Выражение ее лица было какое-то напряженное, казалось, она хотела что-то сказать, но не решалась.
Закрыв глаза, я откинулась на мягкую спинку кресла.
«Слава богу, на сегодня всё…» – подумала я, но, как оказалось, с выводами поторопилась.
***
В дверь кабинета постучали. Заглянула весёлая толстушка с поста:
– Любовь Петровна! Через пятнадцать минут в первом корпусе совещание. Кабинет двести двадцать…
– Совещание? – Я удивилась. – Мне никто не говорил…
– Я вам говорю! – отрезала толстушка и скрылась за дверью.
Я повернулась к Жанне:
– Двести двадцатый – ведь это кабинет главврача?
Она кивнула.
– А почему так срочно?
– Это обычное дело, – пожала плечами сестра. – Так всегда новых сотрудников представляют.
Взглянув на часы, я решила, что пора двигаться в сторону главного корпуса. Пока мы с Жанной ждали лифт, она задумчиво вздыхала, мялась, явно томясь какой-то тайной, непосильной для слабовольного девичьего языка.
Металлические двери дзынькнули, закрываясь за нашими спинами. Жанна сделала глубокий вдох и решилась. Я с безучастным видом разглядывала свое отражение, боясь медсестру спугнуть.
– Любовь Петровна… Вообще-то я не должна вам рассказывать… – Я посмотрела на Жанну ласково и ободряюще улыбнулась. – Но тут так заведено… чтобы лучше узнать, что из себя представляет новый специалист… В общем, последние четыре пациента были наши сотрудники.
Я приложила массу усилий, чтобы не раскрыть от удивления рот. В первое мгновение это показалось обидным.
– Зинаида Никитична в прачечной работает… – продолжала Жанна, наконец посмотрев мне в лицо и улыбнувшись. – Вообще-то, она очень добрая. Но, говорят, с первого раза её никто «не проходит»… А Максим Андреевич Тигрин из охраны. Нормальный мужик, вы не обижайтесь. Просто он пошутил…
Голос Жанны звучал сочувствующе, наверное, вид у меня все же был растерянный. Лифт остановился на первом этаже, двери открылись. Я тоже улыбнулась и кивнула:
– Всё в порядке… Спасибо, что сказала!
Мы попрощались.
***
Я задумчиво разглядывала в зеркале свое отражение, плавно поворачиваясь то одним, то другим боком. Кареглазая брюнетка послушно повторяла мои движения, кокетливо поигрывая густыми ресницами.
– А ты очень даже ничего… – сказала я брюнетке. – Симпатичная. И глаза у тебя красивые.
Про глаза – это уже слова Максима Андреевича Тигрина. Он так и сказал:
– Любовь Петровна, у вас очень красивые глаза… – Потом немного помолчал и добавил: – Не сердитесь, пожалуйста, на меня. Иногда приходится выполнять такие дурацкие поручения…
Я
