и башенки, которые «не несли никакой практической нагрузки, кроме как эстетической», как выразился сам Сэр Вильямс. Госпожа Кранс цитировала его заумные рассуждения на тему градостроительства, как будто тот был единственным на свете архитектором. Мне было забавно наблюдать за этой напыщенной клушей, которая снизошла до разговора со мной, чтобы прослыть знатоком, но с другой стороны, старушенция рассказывала любопытные вещи, которые меня, как писательницу, разумеется, заинтересовали.
Отличительной особенностью замка было то, что все окна здания выходили на море, тогда как тыльная часть строения представляла «неприступную крепость» в виде глухой стены. Здание всем своим видом демонстрировало недоступность и скорее вселяло тревогу, чем очарование. Тут, несомненно, архитектор был под влиянием легендарной испанской рыцарской эпохи. Хотя лично мне показалось, что замок не отличался особой оригинальностью, сильно смахивая на уже существующие исторические строения.
На первом этаже замка располагались спальни и большая гостиная, выходившая на просторную террасу, откуда открывался великолепный вид на море. Эта терраса, мощеная серым гранитом, выглядела внушительно. Даже резная баллюстрада, опять же гранитная, не нарушала, а скорее дополнительно подчеркивала грузность «Кастилло» (как уважительно стали величать замок местные жители). На втором этаже строения располагалась столовая, непривычной круглой формы, куда вела винтовая лестница прямо из холла.
Но за неприветливым, если не сказать угрожающим, фасадом скрывалось комфортное и современное жилище, доверху напичканное последними достижениями современной техники. Стили здания, внешний и внутренний, не очень сочетались, но серебристо-бежевая цветовая гамма внутреннего убранства смягчала разницу и делала дом необычайно уютным.
Все это мне выложила госпожа Кранс в первые десять минут нашего знакомства, и я искренне согласилась, что замок поражал. Того же мнения придерживалась и новоиспеченная экономка «Кастилло», которая оказалась давней подругой госпожи Кранс и с энтузиазмом участвовала в нашей беседе.
Госпожа Нейроу в свои неполные сорок лет была женщиной уверенной в себе, напористой и хозяйственной. Полная, высокая, сильная, пожалуй, ей стоило родиться мужчиной, возможно, тогда бы судьба более благоволила к ней. Зычный генеральский бас экономки мало чем напоминал ангельский голосок, услаждающий мужское ухо, так что трудно было представить госпожу Нейроу в роли «прекрасной половины», но зато для роли экономки женщина подходила идеально.
Госпожа Нейроу рассказала, что никогда прежде не работала по найму. Денежная рента в банке позволяла вести безбедный, хотя и скромный, образ жизни. Но энергия и жизненная сила требовали своего воплощения.
Тут на террасе появился мой приятель Зиммельман, разнося по округе запах мужского одеколона «Давидофф». Видимо, он хранил флакон в своей машине
