она вам будет, раз уже сговорились.
Валентина Никаноровна в страхе посмотрела на батюшку и увидела лукавинку в его глазах. Это еёуспокоило и она только поклонилась немцу.
А тот встал и молча вышел из кухни.
Люба сидела в спальне и горько плакала: её судьба решалась без неё.
Минут через 15 немец вышел из своей комнаты и укрепил на косяке входной двери дощечку с колокольчиком. Один конец длинного шнурка он продел в специальное кольцо, а провел в комнату. Позвал хозяйку и показал ей:
– Я дергаю один раз – ко мне приходите вы. Два раза – Люба. Три раза – ваш маленький сын. Если дергаю четыре раза, вы приходите все вместе. Он зашёл в свою комнату и дернул шнурок. Колокольчик громко зазвонил. На звук вышла Люба, вытирая слёзы. Довольный, Фридрих ушёл к себе в комнату.
Люба приобняла мать за плечи, отвела её на кухню и тихонько прошептала:
– Вот так, мамочка! Ты, знатная колхозница, и я, ученица 7 класса, отличница, стали слугами.
Опять раздался звоночек. Валентина Никаноровна пошла в комнату к немцу, через несколько секунд вышла с потемневшим лицом и яростно зашептала Любе:
– Он требует, чтобы я его мыла. Всего!
Люба застыла в отчаянии. Потом выдавила из себя:
– Мама! Ты же Костика-то купаешь?
Мать тяжко вздохнула и пошла греть воду.
После помывки фашиста Валентина Никаноровна долго не могла успокоиться: это была моральная пытка.
Из-за закрытой двери раздавался храп.
Валентина Никаноровна обиженно прошептала:
– Слава Богу! Уснул, немчура.
Люба в это время прилаживала к двери своей спаленки еще одну щеколду – мало ли что ещёвтемяшится немцу в голову?!
В пять утра следующего дня раздался звонок – Фридрих Паульсен требовал к себе Валентину Никаноровну.
Она быстро набросила на себя халат и со спутанными волосами зашла в комнату к немцу. Тот отрывисто приказал:
– Через десять минут я должен кушать, а вечером приду около семи часов.
– Куда же вы, батюшки-светы, Фридрих?
Гауптман значительно посмотрел на неё и ответил:
– Мы будем строить один объект, и я буду там руководить.
Валентина Никаноровна деланно выказала ему своё восхищение, что очень понравилось немцу. Он решил, что повысил свой авторитет в глазах простой русской крестьянки.
По 6 ноября 1941 года Фридрих уходил очень рано и возвращался уже затемно. Немцы работали как проклятые.
Валентина Никаноровна привыкла к такому режиму дня немца. Смирилась она и с его ежедневными купаниями.
Любу он будто бы не замечал, а малышу иногда давал конфетку или шоколадку.
Костик односложно говорил «данке шен», брал подарок и убегал в комнату к матери.
Фридрих Паульсен смотрел ему вслед и негромко говорил сам себе:
– Ничего, и этого дикарчонка приручим.
Днём 7 ноября 1941 года гауптман вышел из дома в сопровождении
