бежать в душ. За те десять – пятнадцать минут, которые она потратит на гигиенические процедуры, кофе, яичница и каша остынут до приемлемой температуры, и завтрак можно будет проглотить за одну минуту. Далее – прогулка с Персиком, пятнадцать минут. Выложить подогретую кашу в его миску и замочить кастрюльку – еще две минуты.
Итого, максимум через полчаса она управится со всеми утренними делами и рванет на работу. Если вовремя подойдет автобус, есть шанс не опоздать!
Однако попытка сделать несколько дел сразу и таким образом нагнать безжалостное время окончилась плачевно. Бегая с зубной щеткой во рту из ванной в кухню и обратно, она упустила кофе. Душистая густая пена залила плиту, а Варе досталось полчашки безвкусной, водянистой бурды, оставшейся в джезве. Яичница же почему-то оказалась отвратительно сладкой.
Несколько секунд Варя сидела с набитым ртом, не решаясь проглотить странный продукт. Потом все-таки проглотила и недоуменно уставилась в тарелку.
Варя была исследователем. И по должности, поскольку работала научным сотрудником в Институте биологических проблем, и по духу. Загадочные явления притягивали ее к себе, как Фокса Малдера, ее любимого сериального героя. Феномен сладкой яичницы требовал немедленного разъяснения. То, что она катастрофически опаздывает на работу, на время забылось.
Варя попробовала содержимое солонки – соль была соленой. А сахарница пустой. Варя уже который день забывала купить сахар. Мучимая загадкой, она разбила еще одно яйцо и лизнула пресную скользкую жижу. Н-да… Сладость, очевидно, появлялась только в процессе жарения.
Решив повторить эксперимент, Варя поставила на плиту сковородку и потянулась за маслом. И вот тут-то все сразу стало ясным и понятным.
Масло! «Фруктовое» масло! Черт!
От досады на свою глупость, рассеянность и забывчивость Варя едва не заплакала. Это самое масло, продукт местного маслозавода, она сама купила пару дней назад в супермаркете в смутной надежде испечь на досуге какой-нибудь тортик. На упаковке так и было написано: «незаменимо для приготовления кремов и домашней выпечки». На вкус «фруктовое» масло оказалось сладким маргарином, по цвету чуть желтоватым и без всяких отдушек. Что в нем было «фруктового», осталось тайной.
Тортик Варя так и не испекла, про покупку забыла, и сегодня, как назло, проклятое масло попалось ей под руку. И как она могла перепутать его с обычным? Обертка совсем другая. Нормальный человек никогда бы не перепутал, а она, с ее проклятой «профессорской» рассеянностью, осталась без завтрака.
Сладкую яичницу не стал есть даже всеядный Персик. Брезгливо выронив из пасти схваченный было кусок, он заспешил в прихожую и, поскуливая, затоптался у двери, требуя прогулки.
Гулять с Персиком Варя обычно выходила в старых джинсах и футболке, но сегодня, экономя время, сразу натянула то, в чем ходила на работу – светлые летние брюки и любимую цветастую маечку. Подпоясавшись поводком, она открыла дверь, выпустила нетерпеливого Персика, и он весело поскакал по лестнице вниз.
Закрывая дверь, Варя услышала, как где-то внизу хлопнула дверь, а затем послышалось басовитое рычание и оглушительный лай. Она похолодела от ужаса: Громолай!
Когда она в панике, задыхаясь, слетела вниз, по площадке первого этажа катался рычащий и визжащий клубок, мелькали хвосты и лапы, шел смертный бой.
Громолай – крупная и злая сибирская лайка – жил со своим хозяином, отставным подводником Ермолаевым на первом этаже. Настоящее имя Громолая было Гром, а Варя звала его Громолаем Громолаевым за оглушительный лай и по созвучию с фамилией хозяина.
Громолай и Персик были лютые враги. Все их встречи начинались и заканчивались одним – дракой. Пару раз доходило до больших кровопролитий. В активе Персика был прокушенный Громолаев нос, в активе Громолая – полуоторванное Персиково ухо, которое пришлось потом зашивать у ветеринара. По утрам Громолай и Персик обычно не встречались, у них был разный прогулочный график, но сегодня все шло наперекосяк.
Бывший подводник Ермолаев относился к агрессивным повадкам своего пса с полным пофигизмом, за что Варя терпеть его не могла. Громолай был в несколько раз больше маленького фокстерьера Персика, и Варя панически боялась, что однажды этот громила загрызет мелкого забияку насмерть. Но убедить Ермолаева не выпускать Громолая в «автономное плавание» было невозможно. Все Варины доводы он называл бабской визготней и не собирался менять ни своих, ни Громолаевых привычек.
Вот и сейчас, несмотря на шум на площадке и Варины крики, он не спешил ей на помощь, хотя наверняка был дома. Безуспешно поколотившись в Ермолаевскую дверь и пометавшись в тщетных попытках разнять собак, Варя совсем отчаялась спасти Персика и, плача, прижалась к стене. Дерущиеся псы то и дело налетали на нее, оставляя собранную с пола грязь на ее светлых брюках.
Наконец Ермолаев вышел. Видимо, шум помешал ему
