оглушительно захохотал:
– Мне казалось, мы уже достаточно близко знакомы, чтобы называть друг друга по имени.
– Да, верно…
Эштон покраснела и, чтобы сгладить неловкую заминку, убрала со лба прядь темных волос. В его смехе отчетливо слышалась жестокость.
– Я хотела поговорить с тобой о деле, – сказала она. – Деньгами в нашей семье распоряжаюсь я. То место второго инвестора в твоем морском синдикате еще свободно?
– Возможно. – Глаза, похожие на матовое стекло, скрывали все его мысли. – Сколько ты можешь вложить?
– Тридцать пять тысяч долларов.
Вложив такие деньги, в случае неудачи Эштон могла остаться почти ни с чем. Но она не верила в неудачу, точно так же как, идя сюда, не верила, что Пауэлл не затащит ее в постель.
– Такая сумма дает солидную долю во владении судном, – сказал Пауэлл, – как и в будущей прибыли. Значат ли твои слова, что твой муж изменил решение?
– Джеймс ничего об этом не знает и не узнает, пока я не сочту нужным ему сказать. Разумеется, ему незачем знать и о моем сегодняшнем визите… и о других тоже.
– Если они еще будут.
Таким заявлением он, вероятно, хотел смутить и встревожить ее, но уж точно просчитался.
– Будут, если тебе нужны деньги, – с вызовом ответила она.
Пауэлл с улыбкой откинулся на подушку.
– Нужны. И как только я их получу, мы сможем продолжить.
– Я принесу чек на следующую встречу.
– Сделка?.. Боже, да ты просто находка! В этом городе и мужчин-то мало с таким характером. Мы друг другу подходим, – заявил он, поворачиваясь и целуя ее в голый живот.
На этот раз, после того как все закончилось, первым заснул он.
Хранилась у Эштон одна заветная шкатулочка, которой муж никогда не видел. Она прятала там воспоминания о романтических связях, длившихся месяц, неделю или даже одну ночь. Лаковая деревянная шкатулка, инкрустированная перламутром и жемчугом, была сделана в Японии в традиционной азиатской манере, а вот рисунок на ней, искусно выложенный перламутровыми пластинами, был весьма примечателен. На крышке была изображена пара за чаепитием. А на внутренней стороне крышки та же самая пара, сняв кимоно, с широкими улыбками предавалась страсти. Художник построил композицию так, что гениталии партнеров были отчетливо видны. С учетом внушительного размера пениса Эштон вполне понимала, почему у женщины такое счастливое выражение лица.
В качестве сувениров она всегда выбирала брючные пуговицы. Начало коллекции было положено еще задолго до войны, когда Эштон приезжала к кузену Чарльзу в Академию. По существовавшей там в ту пору традиции девушка и сопровождавший ее кавалер обменивались какими-нибудь милыми подарочками – чаще всего сладостями, – хотя заветной мечтой каждой девушки была, конечно, пуговица с кадетского мундира. Эштон развлеклась не с одним, а с семью кадетами в душной темноте порохового склада. И от каждого потребовала весьма своеобразный сувенир – пуговицу от гульфика.
Вот
