коньяка. На курсантскую стипендию купил. Экономил несколько месяцев. Не попил дедушка городского напитка.
– Не понравился?
– Не смог. Лежал в постели больным. Я забегал изредка к деду в комнату. Зайду, постою… и потопал дальше. Нет, чтоб сесть у кровати, поговорить с дедом?! Перед моим отъездом в Москву, а потом на Сахалин, умер дедушка. Помню, как я шёл за его гробом, почти не осознавая, что нет его на этом свете и уже не будет. Не будет песен про златые горы. Не будет рассказов о «жизни за царя». Мать свою и отца он вспоминал, неизменно обращаясь к покойникам на «вы».
Обабко слушал молча, склонив голову к земле. Говорил Всеволод отрывисто, с большими паузами, словно отвечал сам себе, на свои же вопросы. Кипрское солнце закатилось за горы. Поднялся порывистый ветер, по небу, откуда ни возьмись, понесло рваные облака, словно тёмные лавины с гор.
– Знаешь, Сашко! Никогда не забуду похороны деда. День выдался ясным и морозным. Почему-то падал редкий снег. Откуда он, если туч не было. Синь над головой, а снег идёт. На подводе лежал на спине дед, а на его лице лежали снежинки и не таяли. Вот эти нетающие снежинки – моё самое большое потрясение тех лет.
Не забуду я плачущей сини:
Дед в гробу и нетающий иней.
Мареев поднял голову и посмотрел на шагающего рядом Обабко. В свете фонарей было видно, как глаза Сашка увлажнились.
– Пойдём, Сашко, домой. Дождь начинается. Откуда он? Целый день солнце светило, а после захода – на тебе! – стало накрапывать.
Они повернули назад и всю дорогу шли молча, думая каждый о своём…
У калитки их застала страшная гроза с громом и молниями. Марееву вспомнилось, как в детстве было боязно находиться в хате в грозу, особенно в вечернее время. Отключали электричество, чтобы не притянуло, не дай бог, шаровую молнию. Бабушка непрерывно крестилась при взрывах в небе, приговаривая: «Спаси и помилуй, Господи!» А дед говаривал: «Дождь – благодать Божья! Очищение!»
Постояли на крыльце, наблюдая за потоками воды, заполнившими улицу.
– Льют дожди, и нет покоя, не сдержать поток воды… – задумчиво прошептал Мареев и добавил: – Громыхает Небо. Сердится! Предал я деда, Сашко! Иной раз думаю: «Не надо было никуда уезжать из села».
Гроза прекратилась так же внезапно, как начиналась. Ещё долго друзья сидели на веранде под усыпанным яркими звёздами кипрским небом и беседовали. О самом важном, начатом в парке «Дасуди», который так располагает к откровениям…
…Всеволод встретился в Москве, на Киевском вокзале, с Мишкой, дружком по мореходке. Ещё раньше сговорились вместе ехать на Сахалин: обоих, не обременённых семьями, из Одессы, словно сослали в островное пароходство, а всех «женатиков» оставили в своих, украинских.
И вот они, юные штурманы, будущие капитаны дальнего плавания отправились в далёкое путешествие. Впереди Японское и Охотское моря, Тихий океан, Курильские острова, Камчатка и, возможно, загадочная Япония.
А пока Сева во все глаза смотрел на Москву
