даже пальцем. Осознав масштаб случившейся с ней беды, Надя снова ушла в себя. Через трое суток коматозного лежания лицом к стене она, дождавшись, когда домашние разойдутся, встала, тщательно умылась и причесалась, и тихонько прошла в сарай с инструментами. Там нашла грубую веревку, с большим трудом сумела связать петлю и привязать ее за балку. Вскарабкалась и с абсолютно сухими глазами решительно столкнула себя с чурбака. Веревка немедленно оборвалась. Надежда сделала еще три последовательных попытки, упрямо изобретая все новые узлы, но всякий раз оказывалась на полу. Она вернулась в комнату и к ужасу Зинаиды лежала следующие десять дней. Не зная, как пережить горе, мать, не найдя ничего лучшего, отправилась за советом к заводскому начальству. Сердобольная главбухша, знавшая в городе всех нужных людей, по своим каналам договорилась с больницей. Когда молчаливую, исхудавшую до прозрачности девочку привели на аборт, молодая акушерка, ахнув, отшатнулась – ее запавший живот превратился в огромный сплошной синяк.
– Плод умертвить пыталась, вот и била себя в живот кулаками, – устало прокомментировала синяк пожилая гинекологиня, повидавшая за свою практику множество изуродованных женских животов. И, еще раз взглянув на плотные иссиня-черные разводы, добавила:
– И била сильно, чтобы убить.
Надя Куличкина ничего не объясняла, она не произнесла ни единого слова ни до, ни после, ни во время самого аборта, который сердобольные женщины, вопреки существующим инструкциям, решили все же обезболить. Вечером того же дня она так же, молча, ушла из больницы.
Окончив девятый класс, Надя изменила своим прежним мечтам об университете и немедленно уехала в областной центр поступать в политехнический техникум. Зинаида не возражала. Валя и Галя, ревя от жалости, все же вздохнули с облегчением. Больше в родной город Надя не приезжала никогда.
Мечта об университете оказалась для Нади все же реальностью. Окончив с отличием техникум, где ей особенно хорошо давалась математика, она единственная на курсе получила направление в технологический институт. Бродя по гулким политеховским коридорам, она чувствовала себя почти счастливой. Единственным, что удручало Надю, было то, что среди огромного количества юношей было так мало девушек. И если другие студентки, заметив то же самое, считали это счастливым билетом в скорый брак, то только не Надежда Куличкина. Парням она не доверяла, боялась их и старалась держаться от них подальше. Иными словами, мужчин она не переносила.
Училась Надя отлично, к тому же она снова с энтузиазмом окунулась в комсомольскую и общественную работу. На втором курсе ее уже выбрали комсомольским секретарем, и она с воодушевлением снова начала заседать за кумачовыми столами на собраниях. Жизнь снова стала прекрасной, правильной и открытой. А если на ее горизонте и появлялось время от времени какое-либо облачко в виде сокурсника, желавшего стать Наде больше, чем соратником, то она
