чтоб самим не оказаться в бедственном положении. Это значит, для противодействия есть время. Недостаточное, чтоб поднять тревогу на судне, но вполне, чтоб брать из ближайших судовых ящиков вистлоки (4-хкилограмовые железные штуковины для крепления контейнеров) и бросать черным парням пасы на голову. «Саша,– говорю, – беги звонить на мостик». «Яволь», – ответил он и растворился в сумраке.
Сам я начал чувствовать себя хозяином положения: негры упрямо карабкались со своими ножами на борт (огнестрельное оружие у них, по всей видимости, не водилось, иначе палили бы, как «салют, Мария»), я прицельно бил по ним с обеих рук. Кто–то снизу бросил в меня свой нож, длиной в локоть. Ножик перевернулся в воздухе и возвратился к своему хозяину. Раздался сдавленный крик. Радости в нем я не услыхал. Наконец, осознав свой неуспех, морские разбойники решили ретироваться, обрубив концы. Мне уж хотелось запеть победную песнь, как вдруг вместе с холодным потом накатила мысль, что такие пираты поодиночке на суда не нападают. Правый борт мы защитили от посягательств, но левый-то оставался беззащитен!
Залез на крышку трюма и с облегчением увидел знакомую пузатую фигуру, которая сноровисто таскала к фальшборту талрепа (полутораметровые металлические крепления контейнеров между собой) и сбрасывала их за борт. Умница, Саша, опытнейший 50-летний моряк, не оставил неграм никаких шансов побеседовать с большими белыми братьями.
Потом мы уже вдвоем стояли на крышке и, тряся кулаками во все стороны света, кричали: «Мочи козлов!» и еще: «Привет из Олонецкой губернии!», а также: «Врешь, не возьмешь русских моряков из Севастополя!» Поднявшаяся луна отражалась в Сашиной лысине, рождая крохотные блики, которые казались живыми».
– Ну, а дальше там все радуются и танцуют, заканчивают свои контракты и разъезжаются по домам. Такая вот байка.
– Что за газета такая тискает на своих страницах такие перлы? – поинтересовался Пашка. – Просто авангард какой-то, почти андеграунд.
– Да название такое лихое – ты не поверишь. Поэтому-то я ее и взял почитать с собой в одно место, – ответил Юра. – «Сосёд» называется.
– «Сосёт»? – засмеялся старпом.
– Ага. Именно. «Сосёд» и баста. Там еще заметки такие были, типа «Я не хочу жить в жопе» с загадочной сутью.
– Так не живи! – смеялся Пашка. – Чего в попу-то кричать? Крутизна! Вот это – сила! Наверно, самая желтая из всех желтых газет.
Урки в своих гнездах сначала затихли, прислушиваясь к смеху старпома, потом сами начали робко улыбаться. Через некоторое время и они хохотали во все горло.
Через несколько минут, отсмеявшись, народ затих. Стало снова относительно тихо, слышно было лишь, как за бортом булькала вода, да стон кадета, видимо, неловко пошевелившегося.
Внезапно распахнулась дверь, и в проем шагнул старший механик. Он возник, словно из ниоткуда: ни шагов, ни звуков ключа в замке. Будто бы
