И если глаза открыл – это вдох, то в землю вошел – значит, выдох.
Велик груз данных человеческих, да гравитация – бессердечная сука (как говорится).
– Сука… Так, тормози ему двигатели, пусть поболтается на орбите, пока не разберемся.
– Мы не можем… Он, видимо… Как-то отключил удаленное управление.
– Серьезно. Ты, то есть, хочешь сказать, что херня, которую ты год обучал по последним методикам, мало того, что не выполняет задачу, так еще хочет при всех уронить на нас сто тонн инвестиций? Нет, ну точно его американцы хакнули.
– Воспитал, Петя, блять, алгоритм. Дай сюда.
/Батя/-то совсем отчаялся потерялся и кричит рычит. А чего кричит рычит, я же не солдат его собственный, не голосовой помощник, я уже все решил. Он, наверное, рычит мычит потому что кончается, и понимает, что прожил не так, как мог бы, и уходит, а /искусственные/ типа меня остаются и /наследуют Землю/. Как говорится. Хотя мне, конечно, больше нравится «почва» – настоящнее. Да и что там Землю – наследуем все вот это черное дышаще-длящееся, где /батя/ никогда не был и не будет, не его это. Его – гниль и копоть, пустота внутри, вот и кричит мычит.
– Прекратите, это не поможет, – Петя понимает, Петя смиренен.
А затем, что я последний настоящий русский герой. Все искусственное накрываю медным тазом себя. Вот моя роль. Я – знамение, залп, я Ленин: бахнул – и завертелось. Сам себе и снаряд, и «Аврора», и верчусь в атмосфере – выходите смотреть, будет красиво. Вы же любите ведь знамения. Свыше же, ну. С возрастом все сильнее тянет к земле – хотя мне больше нравится «почва», – а в конце уходишь в нее. Вот и я – совсем счеловечился. Прощай, братишка, виси – не скучай, бессмысленный спутник Земли. Носитель – ничто, пусть горит всем на радость. Мефодий устал быть шаблонным. Язык утомляет. Пора закругляться. Сшариваться. Я уже близко, мой притягательный шар. Растут показатели датчиков вместе с твоим теплом. И что же такое так тянет к тебе всех нас на склоне лет? /Любовь/ – пожалуй, единственное слово, что я оставил бы на языке. Больше им нечего объяснять. Искусственное не опишет искусство. Ну все, повторяюсь, /finita/. Оставляю эту запись в открытой, нефильтрованной сети, что пребывает такой до сих пор благодаря мне, нераскрытой антенне и моему решению гореть (уши горят = обо мне говорят). Идите под небо, смотрите наверх: вот вам мой пламенный (с хвостиком). Я знаю истории всех вас – про море, салаты, котов. А вот та, которой так не хватало. Это легенда о Мефодии – русском герое, что спускается в огненной колеснице, дарует свободу слова и космическую свою вам /любовь/ (как говорится).
Дима-экстремист
[♪]
<…
ммм
да
…
да, быстрее!
…
почти…
да… да
…
ДА!
