старом кладбище, рядом с могилами деда и бабки. Отец пришел на похороны с большим букетом желтых хризантем. Он подошел к Кате, мягко взял за локоть, но та, резко отстранившись, испепелила его убийственным взглядом и прошипела с ненавистью:
– Убирайся. Видеть тебя не могу.
Сергей вздрогнул, побледнел, положил букет на свежий могильный холмик и молча ушел прочь. Больше они с ним не встречались.
Отметив сороковины, Катя собрала все необходимое, купила в кассе билет до Тобольска и вместе с Сережкой просто уехала туда, где ее мама провела три последних года.
…Скорый поезд качало из стороны в сторону, как старый баркас на волнах. Проходящая мимо пожилая проводница спросила Катю высоким грубым голосом:
– Мамаша, это не ваш ребеночек в пятом купе плачет?
– Мой! – всполошилась Катя и, сорвавшись с места, в два прыжка скрылась за дверью купе.
– Ну вот, – с неприязнью глядя на «аспиранта», проворчала проводница. – У нее там ребенок плачет, а она с кавалерами флиртует. Вот молодёжь пошла!
Смущенный её недовольством, молодой человек приложил голову к холодному стеклу окна и с тоской смотрел на унылые степные пейзажи, проносящиеся мимо. А скорый поезд между тем прыгал колесными парами через термозазоры рельс, унося своих пассажиров из навсегда покинутого прошлого в никому не ведомое будущее без остановки в неясном настоящем. Таковы условия перевозки. А вы что думали?
Суицид и прочие неприятности
Последние лет двадцать из своих неполных пятидесяти Тимофей Петрович Хват был лыс, как седалищная мозоль, и страдал от этого неимоверно. Иной раз увидит на улице спящего пьянчугу и сокрушается:
– Ну ты посмотри, ведь скотина скотиной, а шевелюра как у павиана. А тут и не пьешь, и лысый, как последняя сволочь.
Будучи по натуре мечтателем, имел Тимофей Петрович подчас странные фантазии.
– Хорошо собакам, – рассуждал он иногда. – Кость кинул, по башке погладил – и никаких проблем. Вот бы и нам так. В стране – развал, дома – бардак, на работе – нервотрепка, а ты подошел к начальнику и говоришь: «Знаешь, что, Семеныч, почеши мне за ухом!»
Вот такой человек! Услышит, бывало, где что появилось, какое новое средство для ращения волос, – он в первых рядах. И мажет, и втирает, и прижигает, и внутрь какую-то дрянь глотает, а все одно голова – как бильярдный шар. Но Хват – оптимист отчаянный.
– Надежда, – говорил, – у меня помрет предпоследней, сразу передо мной.
Иные его жалели:
– Тимоха, наплюй на лысину, дурак, от нее уже сияние идет. Ночью без фонаря видно. Еще пара таких испытаний – и отмучилась твоя надежда.
– Нельзя, – отвечает. – Как же я на нее плюну? Лучше сразу в гроб, чем такое свинство терпеть.
Заклинило мужика на идее. Тут недавно показывали по телевизору одного целителя. Чудной такой дядька, молчаливый. Он все
