шерсти, а пряжу в городе продавала. Ее хорошо покупали – белая, чистая, нежно пахла ягнятами. Но чаще в город батя ездил – он был бондарем, то есть, набивал бочки. Набьет с десяток – и в город везет. В господские дома, на винокурню, а остатки – на ярмарку. Мы хорошо жили, но старшие нам, детям, говорили, что добро Бог дает за то, что мы его почитаем, а также – за трудолюбие и правильную жизнь. В это верю и сейчас.
После рождения я была крещена в церкви Святой Троицы, которую тогда только построили на месте молельного дома. Тот дом я уже не видела, а мама говорила, что был он маленьким – люди приходили на службу и во дворе попа слушали, так как все в дом не вмещались. Новая церковь была деревянная, большая, как господский дом бывшего нашего помещика Юсуфова, искусно выстроенная, а купола раскрашены в голубой цвет и украшены золотыми звездочками. В ней была церковная серебряная утварь, подаренная женой Юсуфова, а также несколько икон. Сельчане любили эту церковь, но в 1877 году она сгорела. Пожар случился только в ней, в селе не сгорело ни одного дома, а причина, наверное, в том, что служка не усмотрел за горящими свечками. Он должен был следить, чтобы свеча до конца не догорала и на пол не падала. Служка тот бежал из села, поэтому люди признали его виноватым. Приезжали из города начальники, спрашивали, кто, мол, в ответе за пожар? Но мы говорить про служку не стали. Тут осталась его мать – каково бы ей пришлось, кабы его признали виновным да в кандалах на каторгу отправили?..
Без церкви жить стало невозможно – кто б ни родился-женился-помер, приходилось ехать в соседнее село, а там и своих забот у священников было полно и нас не привечали. Отец рассказывал, что однажды собрались на разговор сельские старшины, обсудили беду нашу и порешили, что надо строить новый храм. Объявили сбор денег по селу, каждый принес, что было. Но помогли и от епархии – в городских церквях было объявлено, что мы затеялись храм возводить, а добрые люди и дали каждый понемногу, чтобы у нас было место, где можно молиться. Новая церковь была возведена из хорошего дерева, она была еще больше прежней, тоже с голубыми куполами и золотыми звездами. Ее посвятили Михаилу Архистратигу. Освещалась она архимандритом Феофаном, а утварь привезли какие-то господа из губернских властей. Все было серебряное, как и ранее, но работа более искусная. Помню кадила из той церкви – резные, тонко сработанные. Икон только привезли слишком мало – три или четыре на такую большую церковь-то!.. А мы с подружками особо любили именно образами любоваться, сравнивать.
Однако среди новых икон мы сразу заметили одну особенную – неземной красоты, новую, тонко расписанную. Это был образ Богородицы «Взыскание погибших». Если кто видел ее, то обязательно останавливался посмотреть и долго уйти не мог, словно его душу тянуло к этой божественной красоте. Батюшка наш, отец Михаил поначалу даже заподозрил, что красота эта сверх всякой меры и надо «Взыскание погибших» передать в монастырь. Мол там монахи молятся и для них видимое очарование не смутительно, а вот простому люду такое ни к чему. Мирянам надо
