проваливается на 120 м. А под килем было 180 м! Баренцево море не отличается глубинами. Конечно, на лодке было предусмотрено запасное ручное или электрическое управление жизненно важными механизмами на такой или подобный случай. И мы постоянно тренируемся по переводу управления с гидравлического на ручное (клапана и захлопки) и электрическое (рули). Но на тренировках не всегда можно создать обстановку, полностью совпадающую с реальной. В некоторых случаях создавать ее просто запрещено – опасно. А режим “под РДП” – как раз именно такой опасный случай.
А где-то за 2—4 часа до всплытия в назначенной точке (где завершался скрытый этап возвращения в базу) вдруг зазвучали частые звонки колоколов громкого боя: “Аварийная тревога! Пожар во 2-м отсеке!” Короткое замыкание в электропроводке электрокипятильника на 10 л для мытья посуды (вода-то была морская!). Командир сказал “хватит испытывать судьбу” и приказал всплывать при молчаливом согласии комбрига, капитана 1-го ранга Агафонова. Кстати, о комбриге.
Я не могу вспомнить ни одного случая, чтобы он вмешался в действия командира, как не могу в последующие годы вспомнить других начальников, оказавшихся на борту, которые не вмешивались бы в действия командира. Возможно, здесь сказалось, во-первых, то, что Рюрик Александрович Кетов действовал всегда так решительно и отдавал приказания таким внушительным голосом, что даже представить трудно, как кто-то может оспорить его решение. Во-вторых, Агафонов пришел к нам с лодок другого типа и не мог знать все особенности 641-го проекта. Не мне судить, хотя с годами и я стал командиром ПЛ, но мое отношение к своему первому командиру так и осталось лейтенантским.»
«Теплая» встреча
«Итак, мы всплыли, миновали остров Кильдин, вошли в Кольский залив, через Сайда-губу в бухту Ягельную и часа два томились, в дрейфе, ожидая, когда же нам назначат причал и разрешат швартоваться. Мы томились, злились, радость возвращения медленно, но безвозвратно испарялась. Наконец, когда это произошло, прозвучал долгожданный аврал: “По местам стоять, на швартовы становиться”. Мы, швартовные команды, мигом выскочили наверх, где, несмотря на то что 15 декабря стояла в разгаре полярная ночь (шесть суток до зимнего солнцестояния), было светло, слабый мороз, редкий снежок и безветрие. Но швартовались мы так же долго, как и ждали “добро” на заход в бухту. Лодка, к борту которой мы становились, долго не принимала концы (?!) Как мы вскоре узнали, она находилась в боевом дежурстве с ядерными ракетами в шахтах и не имела права допускать кого бы то ни было к борту. Но встречавший нас лично командир эскадры, контр-адмирал Рыбалко принял ответственность на себя и мы все-таки “привязались”. Затем около часа по всей территории базы искали для нас сходню. Таковой, увы, не нашли. И с одного круглого борта на круглый другой подали две доски-сороковки. Адмирал первым, балансируя, перешел на наш корпус, принял рапорт командира, приказал собрать экипаж в 7-м отсеке, где добил нас короткой речью: “Ну, задания правительства вы не выполнили. А пока отсутствовали, здесь кое-что изменилось. Так что давайте привыкать к новым порядкам”. И под команду “Смирно” покинул отсек и, не задерживаясь,
