Враг таких естественных и очевидных вещей определенно не знал, он готовился к какой-то совершенно иной войне. Его бригады и дивизии, иногда даже полки совершенно свободно оперировали зверскими калибрами до двухсот миллиметров. Поговаривали и о трехдециметровых мортирах, но вот в это комбат уже не верил – такие стволы могли быть только в морской артиллерии.
Очень жаль, что не удалось достать мин и побольше взрывчатки. Заминировать подступы к мосту было бы в самый раз, но взрывчатки удалось наскрести только на частичное минирование пары пролетов самого моста, а обещанное подкрепление франков, которое должно было подвезти и пушки, и мины, запаздывало.
После долгого колебания майор приказал вернуться мотоциклистам и минометчикам, которых послал к холму. Он не строил иллюзий относительно возможности по-настоящему незаметно укрыться на той стороне, теперь же, после разведывательного пролета, надеяться на чудо было и вовсе глупо. Но все равно очень жаль: вынесенный вперед опорный пункт с пулеметами, двумя пушками и наблюдателями-наводчиками минометов могли хорошо потрепать противника еще на подходе. Хотя эффективность передового охранения давно была камнем преткновения в военной науке…
Зимников снова обходил позиции батальона, самолично проверял качество земляных работ и маскировки, решал вопрос с минированием моста. Время уходило, минуты одна за другой торопливо убегали в небытие, незаметно складываясь в часы. С каждым оборотом стрелки хронометра майор нервничал все больше, впрочем, старательно скрывая это от окружающих, которые и так были на взводе. Если разведка не ошиблась и враг действительно замыслил новое наступление, то каждый мост в полосе наступления становится на вес золота, так же, как каждая минута промедления. И если враги так тянут, значит, либо у них ничего нет за душой, либо они просто очень хорошо готовятся. Но ради «ничего» не гоняют авиаразведку…
В четыре часа пополудни Зимников приказал сворачивать все земляные работы со словами «До центра земли не докопаете, а отдыхать тоже надо». Обедали концентратами, чтобы не демаскировать себя.
Тревога, усталость, ожидание скорой схватки нависли над позициями гвардии. И все то же небо, скрывающее солнце, надежно прикрывающее землю серым угрюмым панцирем…
Комбату было сложнее всех – он не мог, подобно другим, позволить себе ежесекундно смотреть на хронометр, показывая тем самым нервозность и тревогу. Время стало тягучим, словно американское изобретение под названием «чуинг-гам», оно уже даже не плелось, а тянулось, спотыкаясь и хромая на каждом шагу.
Пошел дождь. Скорее даже не дождь, просто в воздухе повисла мелкая морось, осаживающаяся на любой поверхности бисером крошечных капелек. Зимников выругался, несколько часов такого недодождя, который разведет сырость, плюс ночевка под открытым небом при обычных здесь плюс десяти, и батальонному медику – хирургу Поволоцкому – будет чем заняться.
