и даже весело шло всевозможное строительство по всей Свее. Построили дороги, соединяющие города во всех бывших йордах и десятки фортов, вокруг которых лепились растущие деревни и сёла.
Йорды расцветали каждый по-своему и все вместе. В Бергстопе стали во множестве разводить овец, коз, снабжая всю Свею шерстью, шкурами, рогом, мясом, молоком и сыром.
Стали всё больше выводить особенных, тонкорунных овец и коз, привезённых с далёких берегов. В Сонборге из этой шерсти делали ткань легчайшую и очень тёплую, здесь же, в Сонборге, испокон веков славившимся искусными вышивальщицами и вязальщицами и швеями, делали всё более сложные и замысловатые наряды, плащи, покрывала.
Не было теперь ни одной женщины во всей Свее, которая не носила бы чудесной красоты платьев, расшитых цветами и рунами, плащей, шалей и платков, не было мужчины и ребёнка не одетых в эти мягкие, тонкие, тёплые ткани. от этого изменились и улицы городов и деревень, люди стали будто изящнее и меньше, даже обращаться друг с другом стали обходительнее и добрее, словно мягкие одежды сообщали мягкость и нравам.
Стали выращивать больше льна, а из него делать тонкое белое полотно, ранее слишком дорогое и редкое, доступное только избранным. Теперь же белые рубашки перестали быть привилегией богатых, выглядывали в вырезах платьев и из-под юбок. Даже мужчины стали носить белые рубахи.
Теперь почти не было домов в Свее, где бы ложились спать на шкуры, не постелив белья. И летом люди облачались в лёгкие и тонкие одежды, куртки и платья из прочного и тонкого материала.
Появился шёлк, привозимый мореходами и купцами из дальних стран. В городах и фортах и даже в богатых сёлах в тёплое время, улицы теперь расцвечиваются весёлым разноцветьем, будто слетаются стаи бабочки.
Грёнаварские охотники и рыболовы поставляли на рынки и к столу йофуров дичину и рыбу.
А в Эйстане расцветает ювелирное дело. Именно там была серебряная шахта, а золото привозили из прибрежных поселений Сонборга и Брандстана. Всего за несколько лет научились золотых и серебряных дел мастера делать прекраснейшие украшения всё более тонкой работы. Будто ждали многие десятки, а то и сотни лет, целые поколения, когда же им представится возможность проявить себя. Самоцветы везли в Свею из дальних стран, а шлифовали уже здесь.
Морская торговля тоже росла с каждым днём. Теперь не только наши мореходы радовали свеев диковинками из дальних стран. С каждым годом, месяцем даже всё больше стало приходить к берегам Сонборга и Брандстана чужестранных кораблей с товарами. Привозили золото, жемчуг, драгоценную посуду из золота, серебра, стекла и эмали, тонкой керамики, но главное – книги. И, конечно, новости.
Так мы и узнали, что Великого Рима уже по-настоящему не существует. Что уже второй десяток лет он разделён на несколько сильных и постоянно то враждующих, то примиряющихся государств.
Маркус узнав об этом, огорчился и несколько дней не выходил из своей тесной комнаты, заваленной по обыкновению книгами.
Вместе с Дионисием мне удалось проникнуть к нему туда и вытащить на воздух.
Мы сидели втроём на заднем дворе Библиотеки, где в тёплую летнюю погоду учителя занимались с детьми, где проводили беседы с более взрослыми учениками. Наше подобие Ликея.
Отполированные, и с удобными спинками, дудовые скамьи казались мягкими.
– Раздробленность – худшее, что может случиться с государством, со страной. Даже с семьёй! Разделённость губит всё, человек создание общественное, когда он объединяет, всё расцветает и живёт в довольстве и мире, – говорит мрачный и бледный сегодня Маркус.
– Эллада никогда не была единой, всё время существовала отдельными городами, и процветала веками, создала величайшую культуру, которую перенял и унаследовал Рим! – произнёс Дионисий своим ясным, бесстрастным голосом. Блёклая улыбка по обыкновению бродит по его лицу.
Маркус сверкнул глазами:
– Рим не унаследовал, а завоевал вас!
– Эллада процветает и теперь и так будет в веках, ибо негасим свет знаний и красоты, каким полна она! – восторженно сказал Дионисий тоном, не терпящим возражений и не требующим ответа.
Когда Маркус, посмотрев на него, махнул рукой как на блаженного, с которым бессмысленно вступать в споры, я не выдержала и рассмеялась.
Они всю жизнь были вечными друзьями-антагонистами. Но сейчас они похожи на двух постаревших школьников, которые всё время ссорятся, и при этом жить не могут друг без друга.
Оба они оказались в Свее в одно время, и были ровесниками, совсем тогда ещё молодыми людьми. Конечно, одинокими в чужой поначалу, но потом полюбившейся им, стране. Поэтому они были близки друг с другом больше чем с кем-либо другим в Свее. Только я ещё разбавляла их компанию непримиримых спорщиков. С детства я болталась между ними.
