заставляет исчезать камни и цветочные горшки. Дети подражают взрослым, вот и все. Делают ведьму из той, кто не пользуется у них популярностью.
Он предпринял новый заход.
– Уверен, из тебя они ничего такого не делают. Стоит посмотреть на тебя, и становится ясно, что любовь и нежность…
– Некоторые вещи просто берут за душу, – остановила она его, сама этого не заметив. – Как-то я попросила их написать сочинение о самом счастливом дне, который им запомнился больше всего. Знаешь, о чем написала Дороти? О дне, проведенном в мире своей мечты, дне, которого никогда не было на самом деле. Это было замечательно сделано – для ребенка ее возраста. Множество дорогих ее сердцу символов типа пирожных и леденцов. В этом мире пахнет, как в кафе-мороженом. Только представь себе! Там был прекрасно написанный отрывок – ты ведь способен оценить хороший стиль, Картер, я знаю – о двух симпатичных невысоких холмах, поросших деревьями с леденцами, причем на каждом дереве леденцы разные. А между холмами течет река из чистого шоколада…
Картер сдался, закурил и посмотрел поверх серьезного, но из-за этого не менее очаровательного лица девушки. На безобразно толстую девочку, чей жирный зад не умещался на стуле, рот безостановочно поглощал шоколадно-молочный коктейль, а глаза неотрывно смотрели на него. И как-то так получилось, что именно он был вынужден первым отвести взгляд.
– …даже на уроке рисования, – продолжала Лия. – Она никогда не рисует ничего другого. Этот выдуманный мир абсолютно реален для бедной девочки – такой одинокой, такой истосковавшейся по друзьям! Ничего иного от ее рисунков я уже и не жду – только плоское голубое небо с овальными розовыми облаками, только странные птицы с изогнутыми крыльями, только шоколадная река и кусты, на которых висят всякие сладости. Правда, для ребенка с ее интеллектом графика чуть-чуть слабовата. Она рисует примерно так, как дети возрастом младше ее года на два. Но этого следовало ожидать: у нее чисто буквальный, концептуальный, можно сказать, склад ума…
Можно также сказать, что избранная для разговора тема раздражала Картера тем, что без всякой пользы уводила разговор в сторону. Зажав в зубах сигарету, Картер снова осторожно перевел взгляд на Шоколадно-Молочное Чудище; ее глаза по-прежнему были прикованы к нему. Что она в нем такого притягательного нашла? А-а, понятно. Наверняка ее отец типичный бизнесмен с Мэдисон-авеню: одежда, вот что, скорее всего, ее привлекало. Картер имел все основания гордиться своим гардеробом. Его одежда была выдержана в нарочито хорошем вкусе – сочетание бросающейся в глаза строгости и едва заметного налета вульгарности.
Да, так оно и есть. Он напоминает ей отца. Ее богатого папочку.
Почувствовав, что начинает собой гордиться, Картер в резком приступе отвращения загасил окурок. Вот уж эта чертова музыка Мэдисон-авеню, до чего же она прилипчива! Вы смеетесь над ней, высмеиваете перед другими, читаете книги, где ее высмеивают, – а потом сами вдруг замечаете,
