с мячиком.
Лиля сильнее покраснела, а Серебров наконец отпустил ворот.
– Увидит, что тебе все равно, – забьет. Будешь играться, а затем получишь «неуд», и скатертью дорожка. Здесь не школа, бестолочей не тащат. Совет: соберись, Цветкова. Покажи, что ты хочешь работать.
Борис Алексеевич поднялся.
– На сегодня все. Ладно, иди уже.
Он дождался, пока Лиля отойдет в сторону, затем поднял мат и уже хотел оттащить на место, как девушка тихо спросила:
– А резиночка?
– Что?
– Моя резиночка. Розовая. С «хеллоу…», с котом.
– А, эта… не заслужила.
– Но вы же один раз, на замену.
– Ну, значит, кот прогуляется до помойки, – Серебров безразлично пожал плечами. – У кого завтра контрольную пишете?
– У Нины… Нины Михайловны.
– Очень хорошо.
От его тона стало не по себе.
Наутро Лиля не могла понять, отчего ей было хуже: от позора перед Борисом Алексеевичем или от ужаснейшей боли во всем теле. Девушка добралась до аудитории практически ползком, впрочем, не она одна – Катя, Вика, Саша и Марк буквально рухнули за парты и косо посматривали на бодрых Сережу и Руслана, последний гордо сидел с забинтованной рукой и рассуждал, что охотник точно жульничал, применил какие-нибудь «экстрасенсорные штуки».
Совпадение или нет, но милейшая ассистентка Арины Валерьевны, Нина, превратилась в мегеру. Она оделась в строгий, наглухо закрытый костюм, идеально уложила обычно взъерошенные пепельные волосы и медленно ходила вдоль парт, цокая лакированными каблуками. Женщина поочередно разносила ответы студентов, но все же ставила хорошие оценки.
Лиля с трудом удерживала ручку и едва понимала смысл вопросов. Никогда в жизни она не чувствовала себя настолько тупой и жалкой. Единственное, о чем она могла думать, – как же все болит! Даже дойти до учительского стола казалось подвигом.
Женщина даже не посмотрела на девушку, а сразу забрала лист с ответами, пробежалась по строчкам и изобразила искреннее удивление:
– Сама написала? Не подглядывала? Не списывала?
Лиля помотала головой.
Нина Михайловна поджала губы и взяла красную ручку.
– Не «кризализм», а «кризалис». Цветкова, это же принципиально разные вещи… – бормотала под нос преподавательница, исправляя ошибки. Лиле только оставалось наблюдать, как в каждой строчке появлялись надписи красными чернилами. Ассистентка молча вернула лист, где в самом конце красивым почерком было написано «неуд».
Лиля на негнущихся ногах вышла из аудитории, скомкала в сердцах контрольную и рванула было к общежитию, но тело отозвалось резью в мышцах, из глаз брызнули слезы. Кто-то кричал ей вслед, но девушка продолжала упорно идти до своей комнаты. Обессилев, она упала на кровать и зарыдала в голос. От боли и обиды.
