с птицей», столкнулась с диаметрально противоположным. Многие говорили о том, что Алекс лишь повторяет наши интонации, делает это бездумно, не анализируя свои действия. Некоторые говорили, что мои научные гипотезы, касающиеся мышления животных, совершенно бессодержательны. Этот поток негативных мнений давил на меня, принижал мою веру в себя. На протяжении тридцати лет у меня было ощущение, что я бьюсь о глухую стену.
И вот сейчас, мне показалось, меня оставил этот груз, так давивший на меня. Истории, подобные тем, которыми со мной поделились Врен Грехем или Дебора Ионе, а также переживания многих других почитателей Алекса, глубоко затронули меня. Для меня стало очень явственным то влияние, которое Алекс оказал на жизни людей. Я никогда не осознавала этого. Эту главу я решила назвать одним днем «моей замечательной жизни». В 1946 году вышел фильм под названием «Эта замечательная жизнь». Джордж Бейли (его играл Джеймс Стюарт), провинциальный банковский служащий средней руки, был настолько подавлен и удручен своей жизнью, что решил совершить самоубийство в канун Рождества. В тот момент, когда Джордж уже готов был броситься в ледяную реку, Кларенс, ангел второго уровня, останавливает его от этого шага. Он разворачивает перед Джорджем картины его жизни, показывает, как совсем незначительные, казалось бы, действия Джорджа помогали многим людям, а он и не осознавал этого. Для меня таким одним днем «замечательной жизни» стал именно тот момент в Уичито. А роль ангела по имени Кларенс сыграли люди, написавшие мне, позволившие мне увидеть доселе скрытое от моих глаз: наша работа с Алексом не была тщетной!
Это прозрение позволило мне пересмотреть собственную историю, нашу с Алексом историю, начиная с самого первого дня.
Глава 2
Истоки
Мое общение с птицами имеет очень долгую историю. Мне исполнилось четыре года, когда отец подарил мне на день рождения птенца волнистого попугайчика. Вот так у меня появился нервно подрагивающий маленький пернатый комочек. Я наблюдала за тем, как бедняжка дрожал от страха, переминаясь с лапки на лапку, при этом издавал чирикающие звуки. Потом малыш посмотрел на меня и зачирикал уже более уверенно – он начал испытывать доверие ко мне. «Привет, птичка», – обратилась я к нему, открыла дверцу клетки и предложила сесть на указательный палец. Я вынула его из клетки так, чтобы мы могли видеть друг друга. «Привет, птенчик. Как ты? Как же мы назовем тебя?» – снова обратилась я к моему питомцу.
«Давай назовем его Корки», – предложил отец. Корки было детским прозвищем отца. Не знаю причину, по которой отца звали именно так. «Нет, это моя птица, – ответила я, – и я назову его…»
Сейчас я уже не могу вспомнить, что именно я сказала тогда: имя моего первого питомца, которое я предложила, стерлось у меня из памяти. Этот зеленый попугайчик не был призван занять важное место в моей жизни, поэтому я и не запомнила данного ему имени. Придется называть его Безымянным, чтобы продолжить
