ему про свалку драгоценностей в Гохране и про то, как отказался от царских вещиц:
– Опасно, да и ощущение… снятые с детей украшения…
Коба только усмехнулся:
– Ты эти телячьи нежности брось! Возьмешь и их, мы здесь так решили… Продавать их в Германии – не твоя забота, этим займется опытный немецкий товарищ.
Нет, он не был бесчувствен, мой лучший друг… Я готов повторять и повторять: те, кто читают о нас теперь, не понимают нас тогда. Эмоции в те годы сильно поизносились вместе с привычной моралью. Например, Каменевы своего маленького сына спокойно одевали в одежду расстрелянного наследника Алексея. Как сейчас вижу его в матроске, фуражке и сапожках цесаревича. Правда, вместе с одеждой наследника несчастный каменевский сын получит и его судьбу… В 1938 году Коба расстреляет и его.
«Поповско-квакерская болтовня о священной ценности человеческой жизни», – помню, как грохотал аплодисментами зал, слушая эти слова Троцкого… Интересно: когда Лев Великий умирал с проломленным черепом, вспомнил ли он свои слова? И вспоминали ли их аплодировавшие, когда их уничтожал мой друг Коба? Сам я часто вспоминал их, правда, позже, через много лет – в лагере.
Про порядки в Гохране Коба принял к сведению.
Когда мне пришлось брать новые «камешки», я увидел результаты его работы. Сначала пришлось заполнить множество бумаг. В хранилище была сооружена особая дверь. Чтобы открыть ее, требовалось вставить пять ключей, принадлежавших пяти различным ведомствам. Это осуществляли пять их представителей. И внутрь они входили все вместе в сопровождении охраны. Это был любимый порядок Кобы: все следят за всеми… Так что в хранилище стало слишком многолюдно для меня. В силу моей конспиративной работы я более не решался ездить в Гохран. Требуемые драгоценности приносил мне теперь сам Юровский.
Мировая революция
Итак, благодаря великой княгине драгоценности ее царственных родственников-мертвецов благополучно пересекли опасную границу Румынии. Из Бухареста я отправился в Берлин. Князь Д. вместе с «камешками» вскоре достиг Германии, и они начали служить мировой Революции.
Великая княгиня до смерти не узнала, чьи сокровища она спасала и для чего. И почему ей и ее мужу удалось проехать целыми и невредимыми через «ненавистную Большевизию»…
Безутешный вдовец, князь Д., спасшийся от большевиков, въехал в Берлин. Вместе с драгоценностями я привез рекомендательные письма великой княгини к знатным русским эмигрантам, наводнившим тогда город. Многие из них были немцы по происхождению и теперь вернулись на историческую родину. Но продолжали тосковать по России. Россия – это болезнь навсегда.
Я встретился со многими из них и даже наметил кандидатов для вербовки (в будущем завербую семерых).
Берлин накануне поражения был мрачен. По городу бродили калеки, продукты исчезли. На стенах я увидел радостно потрясшее меня граффити: «Да здравствует Ленин!» Мимо, не обращая никакого внимания
