ты же учился в русской школе, а я в казахской, я думаю и мыслишь ты тоже по-русски.
Вот тебе на, не ожидал! Мне кажется, я стал понимать его. Омар с головой ушел в политику, и, она, похоже, вскружила ему голову. Мы выпили, закурили, и задумались. Надо думать в своих рассуждениях мы ушли в дебри истории и дошли бы до того, чтобы детально обсуждать особенности работы мозга и речи на предмет национальной принадлежности. Или что-то в этом роде, не знаю…
– Вы что, парни, сами пьете, без меня? Непорядок, – толкнул двери Эдик, редакционный фотограф – Всевышний всегда призывал своих рабов делиться вином и хлебом с ближним. Ну, что-то вроде этого, а еще в праведники метите, Дастан-ака!
– Ну да ладно, заходи, – сказал я, – вот стакан для тебя.
– Надо угостить молодого человека, – сказал Омар, смутившись, – нехорошо получилось.
Мы выпили. Эдик разлил вино.
– Какой же он молодой человек, – сказал я, – Парню только двадцать пять, а у него уже трое детей.
– Да что ты говоришь? – спросил Омар изумленно и посмотрел на Эдика, – Трое детей? Ну, надо же! Эдик, дорогой мой, я люблю курить, – еще с Афгана привычка осталась. Однако даже я иногда вынимаю сигарету изо рта…
Мы стали смеяться Эдик поперхнулся вином и пулей выскочил за дверь.
– Ну, ты поддел его! – сказал я, – Так что у вас за перемены там по профсоюзной линии? Ты же не просто так пришел. Рассказывай.
– Какие перемены? Да никаких! – сказал Омар и перевернул стакан, – Я пас, ты лучше сам загляни к нам на улицу Дежнева, в рабочую общагу, там и поговорим.
– Отлично, – сказал я, – вернемся с рыбалки и я – твой. Может с нами махнешь, Омар? Поехали, отдохнем на реке, половим щук…
– Я не рыбак, – сказал Омар и встал, – Давай-ка лучше на бокс сходим. Кстати, я видел на ринге в живую Стивенсена. Это надо смотреть. Какой роскошный боксер и как он держался на ринге!
– Понимаю. Это тебе не «Тайсон» какой-то… Эх, надо было тебя выставить против Стивенсена. Ты бы его нокаутировал левым джебом в правый висок, – сказал я.
– Да пошел ты к черту! Ну, я поехал, – сказал он.
Я проводил его и прикрыл дверь. Потом я настучал на машинке заметку в пятничный номер и занес его в секретариат.
III
Летним вечером я сидел за кружкой пива в кафе «Акбулак» и смотрел на нарядно одетых девушек, разгуливающих по улице города. Из подъезжающих машин выходили молодые люди и занимали столики. Официанты деловито сновали с подносами. За чугунной оградой под кустиком серенький шнауцер делал свое дело. Официант, перегнувшись через ограду, крикнул:
– Пошла прочь отсюда! Нашла себе место. Мамаша, а куда вы смотрите?
– Я тебе не мамаша, молодой человек, – сказала женщина с желтым зонтиком, – Мое золотце напилось пива, и его прорвало.
Все стали смеяться. Официант покрутил пальцем у виска:
– Уберите, – сказал он, – все равно уберите собаку.
– Дастан,
