голосом. Он всегда притворяется, когда к нам приходят гости.
– Айша… – позвала бабушка.
Мама взяла большую тарелку с мясом и ушла в главную комнату. Эта женщина Курбанова так посмотрела на нее, как бабушка смотрит, когда галоши на базаре выбирает.
Я сидела на полу и играла в платок – раскладывала его и так, и так.
– Говорят, Шапири дочку в город на учебу отправила, в университет, – сказала женщина.
– Аман… – сказала бабушка.
– У ее брата, дяди своего, говорят, жить будет.
– Аха-ха-ха, – кивала головой бабушка, доставая из кастрюли хинкал.
– Это что за девочка? – Женщина подошла ко мне и улыбнулась. У нее было большое круглое лицо и голубые глаза, не как у Тамерлана – другие.
– Айшина дочка, – сказала бабушка.
Она тоже притворялась, как дедушка. Женщина покачала головой.
– Она с нами жить будет, – сказала бабушка.
– А с той стороны родственники не захотели? – спросила женщина.
– Кому такая обуза нужна?
Женщина мне улыбнулась. Что она стоит, не уходит, не понимала я. Я взяла платок с пола и закрыла им лицо, чтобы ее не видеть. Она засмеялась.
– Тетя тебе конфеты принесла, – сказала она.
– Не хочу.
Она тоже притворялась. Лучше я пойду с могилы возьму.
– Избалованная, да? – спросила она, выпрямляясь.
– Одна-единственная внучка. Что делать? – ответила бабушка. Честное слово, как она любит при гостях из себя строить.
– Скоро вырастет, – сказала женщина.
В комнату пришла мама. Она взяла еще тарелки и ушла.
– Когда там накроешь, нам тоже здесь накрой, – сказала бабушка. Хоть она и притворялась, я все равно знала – она злится, что мама все делает так медленно.
– Хадижа, иди сюда, – позвала бабушка таким голосом, как будто съела много халвы. – На тебе, – она дала мне конфету. – Как бабушка тебя любит. Все тут Хадижу любят. Хадижа с нами жить будет…
Бабушка обманывала – она меня не любила.
Сидя в саду у обрыва, я каждый день съедала по куску сахара, взятого из бабушкиного мешка. К обрыву никто не ходил. Меня закрывали стволы деревьев, и увидеть из дома, что я делаю, было невозможно. На другой стороне – через обрыв и через речку – никто не жил. Там были только горы. В то время, когда мы готовились к дядиной свадьбе и когда шайтан заставлял меня воровать сахар, стояло лето.
Я не знаю, почему люди говорят, что лето или зима стоят. Это горы стоят. Лето стоять не может, оно лежит – на горах лежит солнцем, на земле – травой, на деревьях – зелеными листьями. Летом небо тоже стоит – ночью над головой встает и как будто опускается. В темноте гор не видно, а небо совсем-совсем темное, но вот странно, ты все равно видишь, где небо, а где земля. Зимой звезды редко выходят, а летом их сколько хочешь. Говорят, их нельзя считать, бородавки на пальцах
