цели. Хотя на словах Тит выражал свое негативное отношение к сексу, его организм говорил обратное. Штаны вонючего мужика уже трещали по швам под напором страсти. Гриша, глядя на главный калибр, пришедший в боевое положение, покатился со смеху. Зато Тит не стал смеяться. Опустив глаза, он неободрительно покачал головой, затем взял лопату, и, что было сил, ударил себя черенком по крайней плоти. При этом он еще успел строго сказать:
– Не балуй, окаянный!
После чего Тит закономерно свалился на землю, обхватил руками отбитое достоинство, и протяжно завыл.
– Ну ты и членовредитель, – смеясь, сказал Титу Гриша. – В следующий раз сам себя не бей. Меня попроси. Я с радостью тебе с ноги пробью по мохнатым шарикам.
На следующий день случилось происшествие, повеселившее Гришу еще больше. Холоп Илья, молодой и традиционно глупый, был пойман за греховным делом. Гриша и Тит (их как сработавшееся звено теперь ставили на все работы вместе) возили туда-сюда все ту же кучу навоза. День выдался жаркий, навозные мухи и лютые комары одолевали. Тит не обращал на них внимания, и только когда насекомые лезли ему в нос или в глаза, тряс головой, как лошадь. Гриша отбивался от насекомых руками и ногами, материл их и напарника. Но тут неподалеку послышались громкие крики, полные праведного возмущения, а вслед за ними зазвучали болезненные вопли. Тит даже внимания не обратил – как вез тележку, так и повез дальше, а Гришу одолело любопытство. Он воткнул вилы в навоз и осторожно выглянул из-за сарая, пытаясь выяснить причину переполоха.
Картина, открывшаяся его взору, была довольно типична для имения. Три надзирателя лупили палками холопа, а тот катался по земле и орал. Гриша узнал преступника – им оказался холоп Илья, юный тупица, способный, как и все крепостные, только портить воздух да выполнять несложную механическую работу. Одно только удивило – избиваемый Илья был без штанов. То есть штаны были, но болтались у него на щиколотках.
Гриша так бы и не понял, в честь чего лупят бедолагу, но на счастье появился свидетель. Мимо него прошел крепостной Дрон с бревном на плече, и на Гришин вопрос касательно причины избиения, все прояснил.
– На греховном деле поймали, – ответил он, прогибаясь под тяжестью бревна.
– На каком именно? – уточнил Гриша, поскольку крепостные считали греховным все, кроме работы, сна и пожирания помоев.
– Забор сношал, – произнес Дрон таинственную фразу.
– Что он делал? – переспросил Гриша.
– Забор, окаянный, сношал, вот что.
Вечером Грише удалось выяснить подробности происшествия. Как оказалось, крепостного Илью попутал бес, и он, поддавшись греховному настрою, возжелал блуда. На его счастье в заборе отыскалась дырка от высохшего и выпавшего сучка, и в эту-то дырку Илья и пристроил свой окаянный отросток. Все шло хорошо, но недолго. Как раз в это время с противоположной стороны забора прогуливались три надзирателя, и когда они увидели то исчезающий то появляющийся из дырки член, то сразу все поняли. Дабы грешник не сумел скрыться, один из надзирателей крепко схватил его
