по свету.Иов
Ты все забрал.
И дом и скот.
Детей любимых.
Жен полночных.
О, я забыл, что все пройдет,
Что нет великих царств бессрочных.
Но Ты напомнил!
И рыдал
Я на узлах, над коркой хлеба:
Вот скальпель рельса, и вокзал,
Молочно-ледяное небо.
Все умерли…
Меня возьми!
И голос грянул ниоткуда:
– Скитайся, плачь, ложись костьми,
Но веруй в чудо,
Веруй в чудо.
Аз есмь!..
И ты, мой Иов, днесь
Живи. В своей России. Здесь.
Скрипи – на милостыню старцев,
Молясь… Все можно перенесть.
Безо всего – в миру остаться.
Но веруй!
Ты без веры – прах.
Нет на земле твоих любимых.
Так, наша встреча – в небесах,
И за спиною – два незримых
Крыла!..
Вокзал. Немая мгла.
Путь на табло?.. – никто не знает.
Звеня монистами, прошла
Цыганка. Хохот отлетает
Прочь от буфетного стола,
Где на стаканах грязь играет.
И волчья песня из угла:
Старик
О Будущем рыдает.
Богоматерь Владимирская. Икона
Очи ее – сливовые.
Руки ее – ивовые.
Плащ ее – смородиновый.
Родина.
И так ее глаза печально глядят,
Словно устали глядеть назад,
Словно устали глядеть вперед,
Где никто-никто никогда не умрет…
А мы все уходим. И мы все – уйдем.
…Лишь одна в Успенском соборе своем
Глядит печально, зная про то,
Что никогда не умрет никто.
«Тяжело спустить с постели ноги странно тело так мало…»
Тяжело спустить с постели ноги странно тело так мало
весит ребра кожа волосы все уже улетело вместо сладости плоти – горчица морщин убогих Легче пуха облачной взвеси это слово дойдет ли до Бога Поволочь за собою по полу складки рубахи дойти до неприбранного стола я века назад молодая была я забывала о страхе я пела на плахе Люди казнили меня – отлетал топор ударял стальной молнией в облака Люди мне складывали костер Ветер стрелял в меня в серебренье виска Я смеялась я в пляс пускалась я ничего никого не боялась Я с великой и жаркой силой за костлявую ненависть – царской любовью платила Себя ломала ломтями горбушками корками раздавала а мне все было мало тратить себя все было мало И я думала это щедрое царство мое навеки Растащили меня по костям человеки Злато разграбили плоть растоптали а хлебную теплую душу – я еще храню в дырявом младенческом одеяле чтоб не пытали не бичевали завернула берегу прячу плачу тоской горячей А рот шевелится это моя молитва Это моя последняя – над глоткой тьмы – бритва Глядит полночный веселый стол алым вином в хрустале Светлый Праздник легко идет по земле скорлупа Пасхальных яиц расписных – радугой вокруг кулича а в кулич восковою ногой воткнута святая свеча мне со службы детишки
