разгневанный вторжением в его владения женщины, поднял глаза, узнал Алаис и тут же расплылся в приветливой улыбке, обнажившей гнилые зубы.
– Госпожа Алаис, – обрадованно заговорил он, вытирая руки о фартук. – Benvenguda! Какая честь! Давненько ты у нас не гостила. Мы уж соскучились.
– Жакоб, – ласково приветствовала его Алаис. – Я не буду мешать.
– Ты – мешать! – Он рассмеялся. – Как же ты можешь помешать?
Маленькая Алаис проводила немало часов на кухне, присматривалась и запоминала. Никакую другую девочку Жакоб не пустил бы и на порог своего мужского царства.
– Что, госпожа Алаис, чем могу служить?
– Дай немножко хлеба, Жакоб, и еще вина, если можно.
Повар нахмурился. Алаис невинно улыбалась.
– Прости меня, но ты уж не на реку ли собралась? В такую рань, и одна? Такая знатная дама… еще совсем темно. Я слышал, рассказывают…
Алаис положила ладонь ему на плечо:
– Ты очень добр, что беспокоишься обо мне, Жакоб, и я знаю, что у тебя самые лучшие намерения, но со мной ничего не случится, честно. Уже светает, а дорогу я отлично знаю. Сбегаю туда и вернусь так скоро – никто и не заметит, что меня не было.
– А отец твой знает?
Она заговорщицки поднесла палец к губам:
– Ты же знаешь, что нет. Но пожалуйста, не выдавай меня. Я буду очень осторожна.
Жакоб явно нашел бы что еще сказать, но дальше возражать не посмел. Он неторопливо прошел к столу, завернул в льняную салфетку круглый хлебец и послал поваренка за кувшином вина. Глядя на него, Алаис чувствовала, как ноет у нее сердце. Повар двигался медленно и неловко, заметно припадая на левую ногу.
– Нога все беспокоит?
– Почти нет, – солгал повар.
– Я потом сделаю перевязку, если позволишь. Похоже, рана не заживает как следует.
– Ничего страшного.
– А ты прикладывал мой бальзам? – спросила она, уже видя по его лицу, что ответ отрицательный.
Жакоб беспомощно вскинул пухлые руки:
– Столько дел, госпожа, – столько гостей: сотни, если считать со слугами, конюшими, фрейлинами, не говоря уж о консулах с семействами. И провизию нынче раздобыть нелегко. Вот только вчера послал я…
– Все это очень хорошо, Жакоб, – перебила Алаис, – но рана сама собой не заживет. Слишком глубокий порез.
Она вдруг заметила, как тихо стало кругом, и, оглянувшись, убедилась, что вся кухня прислушивается к их разговору. Младшие поварята навалились на стол и разинув рты смотрели, как их вспыльчивый повелитель выслушивает нотацию. Да еще от женщины!
Притворяясь, будто ничего не заметила, Алаис понизила голос:
– Можно я потом этим займусь – заплачу за пропитание? – Она погладила сверток с хлебцем. – Это будет еще один наш секрет, ос? Честная сделка?
На минуту ей показалось, что она зашла слишком далеко и слишком много себе
