зари!
– Так пойдём же за ней, отец, бога ради! – тревожно воскликнул Хульдбранд.
Старик возразил:
– Зачем? Грех был бы отпускать вас одного глухой ночью в погоню за глупой девчонкой, а моим старым ногам не догнать эту озорницу, даже если бы мы знали, куда она побежала!
– Тогда давайте хотя бы покличем её и попросим вернуться, – сказал Хульдбранд и взволнованным голосом стал звать: – Ундина, ах Ундина! Воротись же!
Старик, покачивая головой, всё твердил, что криком тут не поможешь; господин рыцарь ещё не знает, какая она упрямица. Но при этом и сам он не мог удержаться, чтобы время от времени не позвать:
– Ундина! Ундиночка! Прошу тебя, вернись хоть на этот раз!
Но всё было так, как он предсказывал. Ундины не было ни видно, ни слышно, и так как старик ни за что не хотел допустить, чтобы Хульдбранд один отправился на поиски беглянки, оба наконец вынуждены были вернуться в хижину. Здесь они увидели, что огонь в очаге почти погас, а хозяйка, которая куда менее близко принимала к сердцу бегство Ундины и грозящие ей опасности, уже отправилась на покой. Старик раздул тлеющие угли, подбросил сухих дров и, сняв с полки при свете вновь вспыхнувшего огня кувшин с вином, поставил его меж собой и гостем.
– Вы тоже тревожитесь за глупую девчонку, господин рыцарь, – молвил он, – давайте лучше скоротаем ночь за вином и беседой, чем ворочаться без сна на тростниковой подстилке. Не так ли?
Хульдбранд охотно согласился, рыбак усадил его на освободившееся почётное место хозяйки, и оба занялись беседой и вином, как и подобает честным и добропорядочным людям. Правда, при малейшем шорохе за окном, а порою когда и вовсе ничего не было слышно, кто-нибудь из них поднимал голову со словами: «Это она!» Тогда они умолкали на мгновенье, а потом, убедившись, что никого нет, вздыхали и, покачав головой, продолжали разговор. Но так как они не могли думать ни о чём другом, кроме Ундины, то рыцарю только и оставалось, что выслушивать историю о том, как Ундина попала к старому рыбаку, а старику – рассказывать эту историю. Поэтому он начал так:
– Тому, должно быть, лет пятнадцать, шёл я однажды глухим лесом в город со своим товаром. Жена, как водится, оставалась дома, а в этот раз была на то и особая, радостная причина: Господь послал нам – в наши уже преклонные годы – прелестного младенчика. То была девочка, и мы всё толковали меж собой, не покинуть ли нам ради её блага нашу уютную косу и не поселиться ли где-нибудь в более людном месте, чтобы дать достойное воспитание этому сокровищу, ниспосланному нам небесами. По чести говоря, господин рыцарь, у нас, бедных людей, с этим обстоит не совсем так, как вам, быть может, кажется; но бог ты мой! Каждый делает то, что в его силах. Ну так вот, шёл я, и всю дорогу дело это не выходило у меня из головы. Наша коса так уж мне полюбилась, и такая тоска брала меня всякий раз, как попаду в городскую сутолоку и шум, что я говорил себе: «Вот и ты вскорости поселишься на таком же бойком месте или другом каком, ещё и того хуже!» При всём том я не роптал на Господа моего, а напротив, в мыслях
