не помню.
Они, все те, кто делал вид, что разыскивают моего мужа, все равно не поверили бы, что Алекс… Нет-нет, об этом лучше не вспоминать и уж точно никому не рассказывать.
Настроение мое менялось так быстро, что я едва поспевала осознавать, что же я чувствую и чего хочу. Иногда моя фантазия (когда я еще летела в самолете, тихонько попивая коньяк) переносила меня на набережную Неаполя, и я, не зная языка, бродила, вглядываясь в лица прохожих, пытаясь найти того, ради кого и отправилась в это путешествие.
В реальности же подо мной проплывали белые, подсвеченные солнцем облака, и мне почему-то хотелось плакать.
Я делала глоток, закрывала глаза и снова стояла на набережной, всматривалась до боли в глазах в пеструю толпу прогуливающихся туристов, искала глазами кошек и ни одной, ну совсем ни одной, не находила.
Должно быть, думала я, они все сытые, накормленные моим бедным обезумевшем мужем, попрятались в тенечке между камнями и спят.
Следующий срежиссированный мною же фильм, кадры которого мелькали в моей коньячной голове, был о том, как я, уже разыскав мужчину в голубых джинсах и убедившись, что это именно он случайно попал в кадр кулинарного ролика, пытаюсь объяснить ему, что мне от него нужно.
Английский я не знаю, итальянский – подавно. Как мы будем общаться?
Я покажу ему альбом с фотографиями, который положила в чемодан, пусть он увидит Алекса, может, поймет, что он на него похож.
Потом я, скорее всего, заплачу и попрошу его себя обнять…
…Лицо мое было мокрое от слез, когда мы приземлились в аэропорту Каподичино. И с этого момента я уже не могла отличить мои сны и фантазии от реальности.
Мне казалось, что я здесь уже была, хотя какой-то частью уцелевших мозгов понимала, что, скорее всего, со мной сыграли шутку все те многочисленные фотографии и видео Неаполя, которыми я напиталась, готовясь к поездке.
Я должна была в аэропорту встретиться с гидом, который отвез бы меня в небольшой отель на улице Партенопе.
Судя по фотографиям, там все было скромно и тихо, и чем подкупил меня этот отельчик, так это чудесной террасой, примыкающей к каждому номеру, – она вся была увита розами.
Голубое небо, кусок неаполитанского залива в обрамлении розовых ветвей, плетеные стулья, белая скатерть, бутылка вина…
Вот такая картинка нарисовалась в моей голове, когда я в зеленом развевающемся сарафане и широкополой шляпе, пройдя паспортный контроль и получив багаж (большой серебристый чемодан, набитый одеждой и косметикой), вышла к толпе встречающих, желая как можно скорее увидеть табличку со своей фамилией. И когда я ее увидела, бросилась к человеку, уверенная в том, что это и есть гид.
«ZOYA VALENTINOVA» – было, словно наспех, написано жирным синим фломастером на картонке, которую держал высокий худой мужчина лет пятидесяти в голубой рубашке и белых шортах.
Он был загорелый, с коротко стриженными седыми волосами и скорее напоминал американского или английского туриста-пенсионера,
