рвали на куски. Пот лился градом. А потом я наконец понял: все те убийцы, насильники и растлители, которых я в свое время упек за решетку, теперь обратили свою ненависть против меня. Жертвой стал я сам, и спасения не было.
Я знал, как они действуют; я видел их работу много раз. Они жаждут абсолютной власти. Стремятся подчинить своей воле и тело, и разум жертвы. Хотят единолично решать, жить ей или умереть, а если умереть – то как. Смерть не будет легкой: снова и снова приводя меня в чувство, они заставят меня балансировать на грани жизни и смерти, причиняя максимум боли и страданий. Самые опытные мучители способны продолжать пытки много дней подряд.
Они хотели показать мне, что я полностью и безоговорочно в их власти. Чем больше я кричал, чем больше молил о пощаде, тем сильнее разжигал их мрачную фантазию. Взывай к милосердию, зови мамочку или папочку, – душегубы лишь пуще распалятся.
Вот что я заслужил за шесть лет охоты на худших представителей человечества.
Сердце бешено стучало, я был словно в бреду. Они протолкнули острие еще глубже в уретру, и невыносимая боль обжигающей волной прокатилась по всему телу. Я забился в конвульсиях и агонии.
«Боже милостивый, если я все еще жив, позволь мне умереть быстро. А если я уже мертв, избавь меня от пыток и спаси из этого ада», – стучало в голове.
А затем темноту прорезал яркий свет, который, говорят, появляется в момент смерти. Я ждал Христа, ангелов или демонов – об этом я тоже был наслышан. Но, кроме света, ничего не видел.
Но зато я слышал голос: он утешал, наполнял надеждой. Самый умиротворяющий голос на свете: «Джон, все хорошо. Мы стараемся тебе помочь», – и это было последнее, что я запомнил.
– Джон, ты меня слышишь? Все хорошо. Тише. Ты в больнице. Ты тяжело болен, но мы стараемся тебе помочь. – Как оказалось, это говорила медсестра. Она не знала, слышу ли я ее, но повторяла и повторяла эти слова, и они бальзамом проливались на мое истерзанное сознание.
Хотя тогда я этого и не понимал, но от комы я очнулся в палате интенсивной терапии больницы Суидиш в Сиэтле, подключенный к аппарату искусственного дыхания. Ноги и руки пристегнули к койке. Тут и там из тела торчали трубки, шланги, капельницы и катетеры. Никто не верил, что я выкарабкаюсь. На дворе стояло начало декабря 1983 года. Мне было тридцать восемь.
А началось все тремя неделями ранее на другом конце страны. Я выступал в Нью-Йорке с лекцией на тему профайлинга в криминалистике перед аудиторией из трехсот пятидесяти человек, среди которых были сотрудники местного полицейского управления, транспортной полиции, представители правоохранительных органов Нассау, Суффолка и Лонг-Айленда. Эту лекцию я читал уже столько раз, что знал ее наизусть.
И вдруг мне стало худо. На лбу выступил холодный пот. Я отдавал себе отчет в том, что продолжаю говорить, но мысленно обращался к самому себе: «Как, черт возьми, раскрыть все эти дела?» Я едва расправился со случаем детоубийцы Уэйна Уильямса в Атланте и с серийным
