тут Петр неожиданно сменил тему, – Илья-то твой как?
– Илья? – обувщик растянул имя сына, словно пробуя на вкус каждый звук, затем заставил опуститься вздернутые уголки своего рта, отчего нижняя часть лица совершенно побелела. – Как в ту ночь вернулись – машина-то еще твоя застряла, помнишь? – он в лесок. Думаю, наверное, что-то переосмыслить хочет, в одиночестве побродить, успокоиться. И тут какое-то чудовищное беспокойство охватило, рванул я за ним и… в общем… из петли его достал.
– Боже! Как?! – воскликнул Петр, испытывая неподдельный ужас. Он вообще был из таких людей, которых чужое желание уйти из жизни надолго выбивает из привычной колеи, вне зависимости от того, исполнено это противоестественное желание или нет.
– Решился как-то. Может, от стыда, может, от тоски. Любит, видать, Лизавету-то.
– Погоди, так ты ж его оставил сейчас!
– Нет-нет. Инна с ним сидит. У них, конечно, так называемый конфликт поколений налицо. Но в старухе столько жизни, несмотря на общую дряхлость. Глядишь, Илья от нее заразится и живей сделается. А то он все больше в себе.
– Да слава Богу, ты успел! Как представлю… жутко, нечего сказать. Я бы, конечно, на твоем месте Лизку проклинал.
– Зачем проклинать? У нее тоже, видимо, причина имелась. И потом, ведь часть денег только взяла. Часть! Выходит, совесть в ней есть. Не совсем она, иными словами, испорчена, ее еще можно спасти, как объявится.
– Загадочный ты, Лука, человек. Она хоть мне и дочь, пусть приемная, а нисколько ее не оправдываю. Что говорить, дура и есть дура. И, между нами, б… та еще, хоть нехорошо так думать. Я, конечно, переживаю, да правда упряма! А ты все понять пытаешься, в голову к ней влезть, что ли…
– Просто зла не держу. Нет в том пользы.
Радлов посмотрел на собеседника внимательно и с удивлением, однако возражать не стал.
Лука посидел еще немного на месте, размышляя о чем-то своем, затем вздрогнул всем телом, будто отошел от чересчур затянувшегося сна, на ноги вскочил и засобирался уходить.
– Ты не спеши, – остановил его Петр. – Я с тобой выйду, покажу кое-что.
В прихожей он взял лопату, вызвав тем явное недоумение у своего гостя, а на улице резко завернул в сторону и начал огибать дом, приглашая за собой следовать. Лука повиновался.
Шли по направлению к холму, где раньше покоились строительные машины, только до самого холма так и не добрались – на середине пути Радлов взял левее и остановился около небольшого земляного валика, который, судя по его рыхлости, воздвигли буквально вчера.
– Я тут одну вещь отрыл накануне. Потом, конечно, обратно присыпал, вроде как от посторонних глаз, – Петр поморщился, вонзил лопату в основание валика и принялся с остервенением его разрушать, разбрасывая вокруг себя комья зернистого, сухого грунта. При этом он продолжал говорить, борясь с одышкой:
– Иду, значит, посмотреть, все ли машины перегнали к котловану, любопытство-то разобрало! И вижу… уф… борозду в почве, длинную такую, она вон…
