сам, ни Юра не хотели, чтобы Аня это видела. Стеша скончалась час назад.
Была середина апреля, в сквере еще лежали островки снега. На Юре была плотная шинель, а на Николае Егоровиче второпях надетый старенький плащ и холодная кепка на голове.
– Пойдем, папа. Ты ведь замерз.
– Сейчас пойдем. Погоди, Юра…
Так они и сидели: один пожилой, маленький, какой-то убитый, другой совсем молодой, высокий, крупнолицый. А думали оба об одном – о покойной Стеше. Юра вспоминал о том, как, попав в Суворовское училище, он первое время очень тосковал и хотел убежать. Но не домой, а к тете Стеше: она бы его приютила, а мать, конечно, послала бы обратно.
А Николай Егорович вспоминал, как пришел сразу после женитьбы на Ане к своей сестре. Сказал, что ему теперь хорошо. А она на это сказала:
– Дай Бог, чтобы на подольше!..
Значит, не надеялась, что это навсегда. Хотела только, чтобы ему подольше хорошо было.
Перед смертью Стеша два дня ничего не говорила, никого не узнавала, но незадолго до конца вдруг сказала Николаю Егоровичу и Юре:
– Оставались бы ночевать…
Наверное, ей показалось, что она опять у себя дома, на своей огромной постели, и что Юра еще маленький…
– Давай я такси поищу, – предложил Юра отчиму. – Ты устал очень.
– Ничего. Дойдем с тобой потихоньку.
После Стешиной кончины близких родных у Николая Егоровича не осталось. Конечно, он понимал, что, случись что, за его спиной целый коллектив товарищей, весь завод, на котором он проработал с самой войны. Но он не хотел перед собой лицемерить: важно было, чтобы свой человек пришел в последний час. И его утешало, что такой свой у него есть – двенадцать лет назад усыновленный им рыженький мальчишка, Юрка.
– Ну, пойдем. Темнеть стало.
Аня открыла им дверь и спросила тревожно:
– Что это вы так поздно?
Николай Егорович молчал. Юра сдержанно рассказал матери кое-какие подробности Стешиной смерти.
Аня попробовала всплакнуть, но это у нее получилось недостаточно искренне. И Николай Егорович оборвал ее:
– Хватит!..
Аня вздрогнула и замолчала. Это было нелепо, но ей показалось, что муж догадывается о ее сегодняшнем приключении с таксистом, что обязательно на ней остался какой-нибудь предательский след, который или муж, или сын заметили. Но Николай Егорович на нее и не глядел, а Юра если и встречался глазами, то больше из вежливости.
– Я, папа, на поминки остаться не могу, – сказал он. – С кладбища – прямо на вокзал. Надеюсь, мама тебе поможет.
– Чего помогать! – отрывисто кинул Николай Егорович. – Там жильцы в доме все хотят сделать…
И он задергал губами. Юра принес стакан воды и погладил отчиму руку. Аня сидела никому не нужная, оскорбленная. Она как раз и рассчитывала, что хлопотами на похоронах
