дверь, зашуршали пакеты, раздались женский и мужской голоса, от которых Алексис недовольно замычал.
– Мона, ты так похорошела за этот год! – восторженно заявил высокий мужчина, проходя с тяжелой ношей на кухню. – Можно смело выдавать замуж!
В ответ девушка обняла отца и забрала у него пакеты.
Папа Алексиса был крепким мужчиной с зачесанными назад светлыми волосами, идеально выбритым подбородком, яркими голубыми глазами и выразительными скулами. На вид ему примерно сорок пять, не больше, но черный шелковый костюм скостил года три.
– Ну, здравствуй, сын.
Широкой сильной рукой мужчина отодвинул стул и сел напротив Алексиса. Я с интересом стал наблюдать за отношениями отца и сына.
– Зачем ты приехал? – Алексис даже не поднял голову, чтобы посмотреть на папу.
Тот озадаченно сложил руки.
– Хотел увидеть вас.
– Целый год нормально сидел в Амстердаме, а тут неожиданно захотел?
– Не разговаривай так с… – только начала Мона, но отец молча прервал ее взмахом руки.
Он выпрямил спину и прочистил горло.
– Послушайте, вы уже год живете здесь одни. Вернее, Мона и раньше жила, она уже взрослая. А вот ты, Алексис, еще несовершеннолетний. Ты должен жить со мной…
– Я ничего тебе не должен после того, что ты сделал.
– Ты ведь понимаешь, что это был несчастный случай. Нельзя же всегда жить прошлым.
– А ты понимаешь, что этого можно было избежать? – Алексис повысил голос, но отец продолжал говорить все так же спокойно.
– Я не заставляю навсегда уезжать из Фризенвейна, просто в Амстердаме смогу дать тебе достойное образование. Я приглядел тут участок для ведения бизнеса. Это мой подарок на твое восемнадцатилетие. К тому моменту, как это место обустроят, ты повзрослеешь и прочувствуешь вкус работы. Тогда и переедешь обратно.
– А ты не слышал, что дарить подарки заранее нельзя?
– Все будет оформлено на тебя в день рождения. Сразу после завтрака, хочешь того или нет, я отвезу тебя туда.
Вены на шее Алексиса вздулись от злости. Он вцепился в край стола, словно собираясь опрокинуть его на отца. Мона поставила разогретую пиццу, салат, молоко и сэндвичи. Отец поблагодарил дочь и положил себе всего понемногу.
– Ешь, почему ты сидишь? – спросил он заботливо.
– Да пошел ты!
Он выскочил из-за стола и, не оглядываясь, убежал. Мужчина так и остался сидеть с поднятой вилкой.
Алексис лежал на кровати в своей комнате, уткнувшись лицом в большую мягкую подушку, и этим напоминал мне диснеевскую принцессу. Я начал разглядывать комнату: разбросанные диски, книги, одежда, рваные плакаты на стенах, куски которых валялись на полу; задернутые шторы и неубранная постель. Комната настоящего меланхолика. Просто в голове не укладывалось: меланхолия и Алексис.
– У тебя такой бардак.
– Ну, спасибо, Капитан Очевидность.
Он отвернулся.
