И отнесли гадюку в магазин.
Вы бы слышали, какой там начался скандал, когда гадюка искусала директора и бухгалтершу. Пострадавшие лежали в областной больнице, наши с итальянским правительством обменивались нотами протеста, а итальянский посол приезжал в больницу и привозил пострадавшим цветы, дефицитные лекарства и невзрачного вида плоды киви, похожие на яйца зеленой курицы. Потом бухгалтерша заявила, что итальянский посол ее изнасиловал, пользуясь беспомощностью женщины и своим дипломатическим иммунитетом. Посла отозвали, и ему пришлось взять с собой бухгалтершу и ее двоих детей, прижитых вне брака. Теперь, говорят, он снимает ей квартиру в центре города Венеция с видом на канал, бухгалтерша сидит целыми днями у окна и плюет в канал шелуху семечек, которые ей присылают родственники. Посол давно уже повесился, и квартиру оплачивает итальянское правительство. Вот такая у Клавы свекровь, Лилия Юлиановна.
Когда моя Нилочка выкинула наверняка отравленный торт в поганое ведро, свекровь ушла, потому что ее заговор провалился. И мы остались одни.
Клава училась пеленать младенца, и младенец начал писать и какать. А я как человек, склонный к изобретательству, представил себе, что когда-нибудь, может быть, в двадцать втором веке, люди изобретут такие прокладки для младенцев, которые ты подкладываешь в штанишки или подгузники, и они впитывают все, что младенец наделал. Он всегда сухой, а ты лишь два раза в день меняешь ему эти штучки… В ответ на мое изобретение Нианила Федоровна сказала, что лучше бы эти штучки придумать для женщин, у которых наступают менструации. И женщинам будет приятно ничего не опасаться и ходить в сухости. Мы стали придумывать названия для таких прокладок, но так и не сговорились. Потом, когда Нианила села распускать мой старый свитер, она вдруг засмеялась и сказала:
– А представляешь, что когда-нибудь по телевизору скажут: «Дорогие женщины, покупайте для себя подгузники!»
– Нет, – засмеялся я, – лучше пускай на экране возникнет такая красавица, как Любовь Орлова, и скажет: «Раньше я в такие дни просто истекала, а теперь хожу сухая…»
– Перестань хамить! – обиделась моя любимая жена. – Такого, к счастью, быть не может.
Мы помирились, но через четверть века оказалось, что в нас тогда бурлил дух предвидения. Вы меня понимаете?
Молока у Клавы было достаточно, и она кормила ребеночка сама.
Мы любовались ею, как богородицей, и Клава совсем не стеснялась, хотя своего мужа Колю стеснялась и гнала.
Часов в шесть вечера случился странный визит.
Перед нашим домом остановился грязный, помятый, я бы сказал, несчастный автомобиль, он был похож на большого породистого пса, скажем, ньюфаундленда, покинутого хозяевами и прибившегося к стае бродячих дворняжек.
Из автомобиля вышел широкий бритоголовый негр в белой майке с надписью по-английски, которую я понял: «Висконсинский университет». Он намеревался войти
